Голые среди волков - Бруно Апиц

к Пиппигу, который уже взялся за ручку двери, он проговорил доверительно: – Нет, Пиппиг, так не годится! Не будем пока говорить об этом. За мое порядочное отношение к вам и меня могут потянуть к ответу. Не стоит трезвонить о наших делах! Постарайтесь выяснить, кто этот подлец, и дайте мне знать. Он у нас попляшет!

С нетерпением ожидая согласия Пиппига, Цвайлинг высунул кончик языка. Но Пиппиг молчал. Он, как положено, повернулся кругом и вышел из кабинета. Цвайлинг через перегородку посмотрел ему вслед. Рот эсэсовца остался разинутым.

Из окна Кремер видел, как через аппельплац прошли арестованные, а за ними Клуттиг с Райнеботом. Кропинский шатался, Гефель шел, опустив голову.

У окон канцелярии стояли заключенные и во все глаза следили за группой.

К Кремеру влетел Прёлль. Те четверо уже дошли до ворот. На таком расстоянии трудно было что-нибудь разглядеть. И все-таки Кремер и Прёлль заметили, что арестованных увели в правое крыло административного здания.

Карцер поглотил их.

– Вон, – выдавил из себя Кремер.

Прёлль, не в силах произнести хоть слово, испуганно смотрел на Кремера, и в его глазах застыл вопрос: «За что?»

Лицо Кремера было мрачно.

Весть о случившемся быстро облетела лагерь. Арест Гефеля был предупреждением об опасности. Что же произошло? Заключенные разносили волнующую новость по блокам. В барак оптиков ее принес рассыльный.

– Только что в карцер упрятали Гефеля и одного поляка. Их привели Клуттиг с Райнеботом. Скверная история…

Прибула и Кодичек озабоченно переглянулись: военный инструктор в карцере? Что бы это значило? Новость достигла и лазарета. Ван Дален, узнав о ней, ничего не сказал. Он мыл под краном грязные бинты. Его густые брови задумчиво сдвинулись. Дело принимало опасный оборот. Велико было искушение бросить все и бежать к Бохову. Однако, рассудив, он остался, ибо высший закон всех подпольщиков предписывал – никогда не привлекать внимания к себе. В случае прямой угрозы он своевременно получит указания.

На Шюппа, слонявшегося возле вещевого склада, налетели с расспросами заключенные, работавшие в бане. Они поделились новостью с Богорским, но тот, скрывая озабоченность, равнодушно заметил:

– Ну что могло случиться? Наверно, Гефель был неосторожен.

Бохов узнал об аресте от дневальных, принесших весть из кухни. Он был так встревожен, что не мог усидеть на месте. Воспользовавшись первым предлогом, он поспешил в канцелярию. Ему повезло – он застал Кремера одного. Тот втайне боялся встречи с Боховом. Староста слишком хорошо знал, почему он предоставил обремененному заботами Гефелю самому справляться с заданием Бохова. Неодолимое чувство сострадания усыпило его бдительность, и он, передав распоряжение, закрыл на дальнейшее глаза. Лишь бы этого больше не касаться! Ничего не видеть, ничего не знать!

Движимый тем же побуждением, Кремер горячо возражал Бохову, когда тот стал упрекать его в том, что он не проследил до конца за отправлением ребенка.

– Я свой долг выполнил! – защищался он.

Бохов молчал. Будучи человеком дисциплинированным, он привык воспринимать действительность такой, какая она есть, и понимал, что бессмысленно спорить о совершенной ошибке. Арест Гефеля создал опасное положение. Бохов догадывался, что между этим арестом и стараниями Клуттига и Райнебота нащупать подпольную организацию существовала связь. Эти двое, несомненно, подозревали в Гефеле подпольщика. Из-за одного только ребенка они не стали бы действовать так открыто. Ребенок был для них не значительнее кошки. Чтобы найти кошку на вещевом складе, было бы достаточно послать блокфюрера, но они пришли лично.

Поджав губы, Бохов мучительно искал выхода и не находил.

– Что же делать?

Кремер беспомощно пожал плечами.

– Из лагеря ребенка теперь не вывезти. Хорошо еще, что я вовремя распорядился убрать его со склада. Все подстроил Цвайлинг.

Бохов слушал его вполуха. Он размышлял. Только Кремер, лагерный староста, может разузнать, что происходит с Гефелем и Кропинским в карцере. Бохову, конечно, стоило сначала обсудить вопрос с товарищами из ИЛК, но действовать надо было срочно, а потому оставалось только посоветоваться с самим собой и решить, верен ли его план.

– Послушай, Вальтер! – сказал он наконец. – Ты должен помочь. Теперь нет необходимости скрывать что-либо от тебя. Ты все равно знаешь больше, чем я могу тебе сказать.

– Чего я не должен знать, я не знаю даже тогда, когда знаю, – возразил Кремер.

– Нас никто не подслушивает?

– Говори, – проворчал Кремер.

Бохов понизил голос:

– Тебе известно, что у нас есть оружие. Где мы его прячем – вопрос второстепенный. Гефель – военный инструктор групп Сопротивления. Один из самых нужных нам товарищей! Тебе понятно?

Кремер насупил брови и молча кивнул.

– Что с ним сейчас творят в карцере, никто не знает, – продолжал Бохов. – Несомненно одно, они постараются выжать из него все, что им нужно. Если Гефель не устоит, из-за него может погибнуть вся организация. Ему известно, где хранится оружие, он знает товарищей из групп Сопротивления, знает нас, подпольное руководство…

Бохов умолк. Молчал и Кремер. Он засунул руки в карманы и смотрел, не мигая, перед собой. От стойкости одного человека зависела жизнь многих, если не всего лагеря!

Кремер был потрясен. Он ясно сознавал чудовищность создавшегося положения.

– Надо было посоветоваться с тобой раньше, – продолжал после паузы Бохов. – Тогда бы ты успел забрать у Гефеля ребенка прежде, чем о нем пронюхал Цвайлинг…

Кремер молча кивнул.

– Послушай, Вальтер, ты должен выведать, держится ли Гефель. Мы не можем проникнуть в карцер. Как это устроить, тебе виднее, я тут не советчик. Может быть, используешь Шюппа?

Кремер уже и сам подумал об этом.

– Сразу же сообщай мне обо всем, что узнаешь. Тебе теперь ясно, в чем дело. И будь осторожнее, Вальтер! Тому, кого привлечешь, говори лишь самое необходимое… об остальном – молчок!

– Мог бы этого и не объяснять, – проворчал Кремер.

Бохов похлопал его по плечу:

– Знаю, знаю…

Не в характере Бохова было терять при опасности голову. Он был мужествен, но без лихости, он взвешивал, наблюдал, рассчитывал. Если что-либо признавал правильным, то осуществлял это не спеша, но настойчиво, нередко даже без ведома товарищей. Так, например, он действовал в августе 1944 года, когда, воспользовавшись паникой при налете американской авиации, удалось пронести в лагерь шесть карабинов. Бохову поручили тогда побыстрее спрятать драгоценное оружие в абсолютно безопасном месте, держать его в сохранности и под рукой. В ту же ночь Бохов нашел простейший способ решить сложную задачу. Кён ему при этом помогал.

На следующий же день он доложил ИЛКу, что задание выполнил. На вопрос, где спрятано оружие, он ответил: «В лазарете», но категорически отказался уточнить место: «Если бы я предложил вам