Семь процентов хаоса - Эллен О'Кловер

на сидящую у окна Джаз, которая тихо бубнит что-то про себя. – Вас могут спросить про Джози и Хейза. Джаз подготовит вам ответы, так что просто придерживайтесь скрипта.

Я бросаю взгляд на Миллера, и мы оба киваем.

– Во вторник пресса, – продолжает Феликс, скользя ручкой вниз по листку. – В десять «Вог», потом перерыв на обед, в два часа «Пипл». – Он обводит ручкой «Тудей-шоу». – Самое важное. Вы должны как следует отдохнуть и подготовиться. Никаких тайных побегов из отеля, никаких прогулок по ночному городу. – Феликс многозначительно поднимает брови и смотрит на нас по очереди. – Это понятно?

– Я даже не знаю, куда идти, – отвечает Миллер. – Никаких проблем.

– Будь на твоем месте кто-то другой, я решил бы, что ты водишь меня за нос, – говорит Феликс, потом поворачивается ко мне. – Ро?

Честно говоря, еще месяц назад я обязательно сбежала бы. Прокатилась бы в час ночи на метро до конечной станции, слопала бы за доллар кусок пиццы или просто всю ночь гуляла по улицам, чтобы потом можно было говорить, что я это сделала. Я никогда не выезжала за пределы Колорадо, не летала на самолете, не оказывалась без присмотра в незнакомом месте. Но последнее время бойкая особа у меня внутри несколько притихла, ее подвинула другая, слишком измученная горем, чтобы пускаться на ночные приключения. Без Веры весь мир потерял былую яркость.

– Не беспокойтесь за меня, – говорю я Феликсу. – Я буду спать.

Он всматривается в меня, и на его лице так ясно читается сочувствие, что я отворачиваюсь.

– Ну хорошо, – произносит он и, откашлявшись, возвращается к расписанию. – Следующее интервью в четверг утром, затем летим домой к Рождеству. Вопросы есть? Естественно, перед каждым мероприятием мы будем обсуждать все более подробно.

Вопросов нет, и Феликс, бросив на меня последний взгляд, усаживается на свое место. Миллер достает из рюкзака книгу, что-то по курсу английской литературы и композиции, мне про это ничего не известно. Он приоткрывает ее, затем вытягивает длинную руку и включает лампочку над нашими головами. Круг теплого света ложится на его колени и освещает страницы.

– Миллер, – окликаю я, и он поднимает голову. Его указательный палец лежит на верхней строке, придерживая место, где он читает. Знакомая до боли картина. – А какие у тебя были результаты по другим категориям?

Он моргает, и на его щеки ложатся длинные тени от ресниц.

– Результаты «ПАКС»? – Я киваю, и он закрывает книгу. – А у тебя какие?

– Разработчик программного обеспечения. – Ответить на это проще всего. Двигатель гудит, Джаз – в наушниках, и мы говорим слишком тихо, вряд ли кто-то услышит. – Сан-Хосе. Детей нет.

Миллер смотрит на свои руки, проводит подушечкой большого пальца по корешку книги. Я слежу, как поднимается и опускается его грудь, как выравнивается дыхание.

– Профессор, – говорит он и смотрит на меня. – Сан-Хосе. Двое детей.

Слова тяжело падают между нами. Лицо Миллера – как закрытая дверь, за которой находится то, что он не хочет мне показывать.

И внезапно до меня доходит – мой алгоритм с дефектом. Причем не только мутировавшая версия от XLR8, которую наскоро скроили без меня, но и оригинальная. У пары должны быть одни и те же дети, но один партнер может хотеть троих, а другой – ни одного, и в результате они сойдутся на среднем арифметическом. То же самое и с местом проживания. «ПАКС» не знает о совместном решении двух любящих друг друга партнеров, поскольку анкета получает информацию по отдельности от каждой «половинки». В приложении нет места для общего решения пары.

– Это просто не укладывается в голове, – тихо произносит Миллер. – Если задуматься.

– А зачем ты вообще заполнил анкету? – Мне хотелось спросить об этом с самого начала, еще в августе, когда мы оказались вместе впервые за три года. – Ты же терпеть это не можешь. Телефоны, соцсети, компьютерные технологии.

Он откидывает голову на спинку кресла, не сводя с меня взгляда.

– Потому что ты мой самый давний друг, – просто отвечает он. – Потому что это приложение создала ты.

Мы приземляемся в аэропорту имени Джона Кеннеди в два часа дня, то есть у нас есть три часа до живого эфира в «Тунайт-шоу». У выдачи багажа ожидает водитель в костюме и с табличкой «Мо-ПАКС». На то, чтобы пробиться через Квинс в Манхэттен, уходит целый час, и, когда мы наконец въезжаем в тоннель под Ист-Ривер, Феликс уже весь в поту.

– Нам еще надо успеть переодеться, – бормочет он, проверяя время в телефоне. – И Ро – накраситься. – Он окидывает меня взглядом: волосы собраны в пучок, даже близко ничего похожего на макияж. – О господи.

Миллер не отрываясь смотрит в окно. Мы мчимся через город, сворачиваем на Третью авеню, потом налево, на Сорок девятую Восточную улицу. Дома высятся над нами чужим серым лесом.

За вами гонится стая Джози. Смывайтесь.

Марен пишет мне с того момента, как мы приземлились, сейчас она пересылает мне серию скриншотов. У Джози самые преданные поклонницы на свете. Это в основном девушки, которые стригутся как Джози, и на рубашках у них вышиты тексты ее песен. Они ходят толпами на все ее концерты и сейчас организовали движение «#отменитьПАКС».

В твите над мемом «Выдвигаемся на рассвете» написано:

«ПАКС» украл у Джози Хейза.

В другом:

Ну это уж слишком, #отменитьПАКС за Джози!!!

Сами Джози и Хейз ведут себя подозрительно тихо. Их отношения были таким же достоянием общественности, как и любовь Мо, но расставание прошло в абсолютном молчании. Ни заявлений, ни постов, ничего. До сих пор непонятно, как эти новости просочились наружу. Но улей Джози гудит от ярости на весь интернет, жаля всех подряд. И вся их ярость направлена на меня.

С того момента, как сел самолет и я включила телефон, у меня ноет живот. Так бывает, когда знаешь, что на тебя кто-то злится, только теперь эта злость во много раз усилена интернетом. Больше всего мне сейчас хочется забраться в кровать и накрыться с головой одеялом. Но вместо этого мы вот-вот отправимся выступать на телевидении. Это прямо противоположно моему желанию.

– Приехали, – объявляет Феликс, и я поднимаю голову от телефона. – Выходим. Джаз сообщит вам о ситуации «Джози – Хейз», пока будете собираться.

Миллер берет меня за руку, и Феликс проводит нас сквозь огромные двери огромного здания. Как раз перед тем, как мы заходим внутрь, я вижу через плечо Миллера девушку с плакатом.

«#отменитьПАКС – написано на нем гневно-красными буквами. И ниже: – Кто такая эта @rodev, чтобы предсказывать наше будущее?»

* * *

– Мои первые гости… – Джимми перекрикивает аплодисменты зрителей в студии. – Звезды технологической индустрии, можно сказать, неофициальная первая пара Америки и самое очаровательное зрелище из всех, какие мы видели… Прошу, Мо!

Феликс подталкивает нас обоих, и мы с Миллером выходим на сцену – держимся за руки и машем. Я вроде бы улыбаюсь, но в то же время словно наблюдаю за происходящим откуда-то сверху. Вижу, как моя крошечная, размером с муравья, фигурка семенит к Джимми Фэллону и садится на диван. «Сколько людей в этом зале на меня злы?» – думаю я, щурясь на зрителей.

Миллер обнимает меня одной рукой, я скрещиваю ноги в идеально сшитых черных брюках, которые велел надеть Феликс. Еще на мне белоснежная блузка с пышными приспущенными рукавами, украшенными таким количеством складок, как будто ее моделировал архитектор. «Стиль разработчика приложений, – пошутил Феликс, застегивая на мне застежку-молнию. – Ты главный игрок. Миллера оденем попроще». Миллера он нарядил в голубую рубашку из фактурной ткани точно под цвет глаз. Заставил его три раза переодеваться, пока не подобрал самую подходящую.

– Я давно с нетерпением ждал этой встречи, – громко и с улыбкой говорит Джимми на публику.

«Как можно выступать вот так каждый день?» – думаю я.

– Ребята, вы – звезды. В это трудно поверить. Сколько вам лет? Вы ведь еще в старшей школе учитесь?

– Еще в старшей школе, – отвечаю я со смехом; надеюсь, очаровательным, а не истеричным. – Нам восемнадцать лет.

– Восемнадцать, – повторяет Джимми, качая головой, и смотрит прямо в камеру. – Знаете, чем я занимался, когда мне