Семь процентов хаоса - Эллен О'Кловер

было восемнадцать? – Он делает театральную паузу, и зрители смеются. – Не-а, не скажу. Я был редкостным болваном. А посмотрите на этих двоих! – Он разворачивается, указывая на нас взмахом руки. – Невообразимо. Знаете, я ведь тоже заполнил анкету «ПАКС».

– Что, правда? – Я до сих пор каждый раз искренне изумляюсь, когда узнаю, что какая-то важная персона скачала себе «ПАКС».

– Ну конечно! – восклицает Джимми, и Миллер слегка сжимает мое плечо.

– Ро всегда так удивляется, – со смехом говорит он, – как будто не она создала самое крутое приложение на свете.

– А он красавчик, – говорит мне Джимми, кивая на Миллера.

Я изображаю улыбку.

– Знаю. – Мы с Миллером переглядываемся в свете софитов, и зрители умиленно стонут. – По-моему, вам надо поделиться с нами своими результатами анкетирования, – говорю я Джимми.

– Вы так считаете? – смеется он. – А я вот не уверен.

– Да ладно, – вступает Миллер. – Неужели вы стесняетесь?

– Нет! – вскрикивает Джимми, вскидывая руки. – Нет, нет. Ну хорошо. Ну, я не искал себе пару, поскольку, ну вы знаете… – он пожимает плечами, обращаясь к публике, – женат. Этот вопрос решен. – Тут Джимми вдруг широко распахивает глаза. Он еще не сказал ни слова, но я уже понимаю, о чем пойдет речь. – Кстати, о парах. У нас важные новости.

Он высоко поднимает брови, перекидывая нам тему, как мяч, но мы на это не ведемся и не подхватываем ее. Как велела Джаз: «Если он задаст вам прямой вопрос, отвечайте, как договорились. Но ни в коем случае не заговаривайте об этом сами».

– Джози Свит и Хейз Хокинс, – произносит Джимми. – Народ переживает. Это так печально! А что вы, ребята, думаете по поводу этой новости?

Я кидаю взгляд на Миллера, и он начинает отвечать, как было запланировано. У меня внутри все перекручивается, будто в животе завелись змеи Медузы Горгоны.

– Мы очень расстроились, узнав о разрыве, – говорит Миллер. Его голос звучит спокойно, но я плечом ощущаю, как у него колотится сердце. – Джози с самого начала активно поддерживала «ПАКС», и всегда больно видеть, как расстаются люди, которыми ты восхищаешься.

– Разумеется, – кивает Джимми, посерьезнев. – Вы полагаете, это вина «ПАКС»? Многие считают, что они не расстались бы, если бы не приложение.

– Вот тут мы не согласны, Джимми. – Я зубрила эти слова с ноута Джаз, пока Феликс возился с моими волосами и приклеивал мне ресницы, и сейчас голос почти не дрожит. – «ПАКС» лишь дает ответ на вопрос. И каждый человек сам решает, задать ли вопрос. – Я указываю на него: – Вы сами сказали, что не стали скачивать анкету, потому что женаты. Вы уже нашли свою истинную любовь. Мы очень огорчены случившимся, но «ПАКС» в этом не виноват. Хейз Хокинс сам принял решение. Вероятно, он принял бы это решение и без нас.

– Я понял вас, – кивает Джимми. – Понял. Истинная любовь – это что-то. – И он снова расплывается в довольной улыбке и показывает на нас: – Ну, вы сами знаете.

Я улыбаюсь Миллеру и придвигаюсь ближе, и зрители восторженно охают. А я выдыхаю. В этой теме я чувствую себя увереннее.

– Бурный роман, – замечает Джимми. – Было так интересно за вами наблюдать. Но мне хотелось бы знать, и, я уверен, не только мне. – Он поднимает брови и коварно улыбается. – Вы правда любите друг друга?

На миг все стихает. Такое впечатление, что вся студия затаила дыхание, а может, здесь просто нет ни единой живой души, кроме нас с Миллером.

Я смотрю на него – он сидит рядом со мной на диване в голубой рубашке, которую Феликс откопал в последнюю минуту. Вообще-то Миллер должен смотреть на меня – в соответствии со всеми лекциями, тренировками и человеческими инстинктами. Но нет. Он набирает в грудь воздуха и, глядя Джимми в глаза, говорит:

– Я всегда любил Ро.

Студия взрывается аплодисментами, избавляя меня от необходимости что-то отвечать.

– Вот оно! – крик Джимми перекрывает общий шум.

Я не отвожу глаз от Миллера, но он упорно не отвечает на мой взгляд.

Джимми улыбается зрителям; его улыбка застыла, как пластиковая.

– «ПАКС»: твое будущее у тебя в подсознании! Загружайте приложение из App Store, ребята. Ро, Миллер! – Джимми снова машет. – Спасибо!

Мы встаем и, держась за руки, уходим за сцену. Джаз и Феликс ждут нас с телефонами в руках. Джаз улыбается. Феликс поднимает голову.

– Отлично сыграно, Миллер, – говорит он. Миллер тут же выпускает мою ладонь и улыбается одними губами. – Ты попал в точку. Кто-то из зрителей сбросил отрывок шоу в интернет, и соцсети просто разрываются.

– И с Джози вы тоже молодцы, – подхватывает Джаз, берет меня под руку и тянет к гримеркам. Я теряю Миллера в толкучке, а когда оборачиваюсь, он уже исчез. – Было жестко, но вы справились.

– Где Миллер? – спрашиваю я, и Джаз оглядывается.

– Ушел вместе с Феликсом забирать свои вещи. Машина уже ждет, поэтому давай поспешим.

* * *

Пять минут спустя мы с Джаз покидаем гримерку, нагруженные чехлами с одеждой. Миллер и Феликс уже ждут нас у стены.

– Эй, – окликаю я, но Миллер на меня едва смотрит. Мы идем к выходу, и я вдруг замечаю, что у него сильно покраснели щеки и шея. Мне отчаянно хочется дотронуться до него. – Миллер.

Он наконец-то поднимает глаза, и в этот момент Джаз выдыхает:

– Черт…

Мы все вскидываем головы.

За двустворчатой дверью – море людей с плакатами: «#отменитьПАКС», «СПРАВЕДЛИВОСТЬ ДЛЯ ДЖОЗИ» и даже «ВИНОВАТ "ПАКС"». Они толпятся на лестнице и тротуаре, надвигаясь грозно, как прилив. Несколько охранников, растопырив руки, пытаются оттеснить толпу назад. Мне с трудом удается разглядеть за людьми нашу машину.

Феликс расправляет плечи и толкает дверь. При виде нас шум становится оглушительным, все визжат и вопят.

Я делаю шаг, но, хотя Феликс еще не открыл дверь до конца, что-то дергает меня назад. Мое запястье обхватывает побелевшая от напряжения рука Миллера.

– Ро… – Я с трудом улавливаю за криками его голос. – Встань позади меня.

Я встаю Миллеру за спину, но он не выпускает мою руку. Он стискивает ее с такой силой, что сводит кости и пульс отдается в венах. Вой толпы невыносим; я перестаю соображать от этого крика, не чувствую запаха города, не вижу ступенек прямо перед собой. Я слепо двигаюсь за Миллером.

Феликс бежит рысцой по узкой полоске тротуара к ожидающей машине. Джаз у меня за спиной что-то кричит, но разобрать слова невозможно; не знаю, о чем она. Поблизости только четверо охранников, они вопят, раскинув руки буквой Т. Миллер уже на середине лестницы, когда из толпы вырывается первая фанатка, закрываясь плакатом, как щитом: «РО ДЕВЕРО – НЕ БОГ».

«Сама знаю», – думаю я, и тут начинается хаос.

Я наблюдаю за этим как из-за стеклянной стены. Хлынувшая за девушкой толпа вышибает плакат у нее рук. Я вижу ужас на ее лице. Над ушами торчат закрученные баранками косы. Ей, наверное, лет шестнадцать.

Миллер резко пятится, задевая плечом мой подбородок. Отпустив мою руку, он поворачивается, чтобы прижать меня к себе. Его руки протянуты ко мне, глаза расширены, губы произносят единственный слог моего имени, и в этот момент поток людей захлестывает ступени.

Неизвестно откуда возникшая Джаз дергает меня назад за толстовку. Я спотыкаюсь, падаю и вижу снизу, как она пытается схватить за руку Миллера, но промахивается. Охранники орут. Все орут. Толпа рвется к нам, и штормовое море смывает Миллера. Его накрывает волна разъяренных тел, я отчаянно кричу, но тут он появляется снова, хватаясь за перила разделенной надвое лестницы. Он почти поднимается, когда кто-то грубо его толкает. Миллер неловко падает между чужих тел плечом вперед на бетонные ступени. Я не узнаю ни одного голоса в общем вопле, но слышу, как вскрикивает Миллер.

Этот крик пронзает меня насквозь, и я вырываюсь из рук Джаз и кидаюсь к Миллеру. Позади распахиваются двери, наружу вырывается поток охранников. Они пробегают мимо меня, размахивая огромными фонарями, громко крича в темноту, и толпа рассеивается. Наконец-то можно