Каменные колокола - Владимир Арутюнович Арутюнян

Офицер отошел. Шушан и Джейн обнялись.

— Ох, Сюзан, наконец ты в безопасности. Я верю этому джентльмену. А мне говорили, что большевики умеют только убивать топорами.

— Я тебя никогда не забуду, моя дорогая Джейн...

Спустя немного отряду были возвращены лошади и оружие. К Джейн подвели лошадь.

— Прощай, Сюзан!..

— Счастливого пути, Джейн!..

Когда группа удалилась, офицер подошел к Шушан. Разговор между ними был короткий.

— Барышня, позвольте почитать вас за сестру и заботиться о вас. Скажите, пожалуйста, есть ли у вас в ближайших селах родственники, которые могли бы на время вас приютить?

— Никуда от вас я не уйду, — заявила Шушан.

— Я не имею права оставлять вас здесь. Мы готовимся к военной операции.

— Это не имеет значения.

— Позвольте вам возразить. Скажите все же, где вы можете чувствовать себя в безопасности?

Упорство Шушан было сломлено.

— Ну, раз так нужно, то я предпочитаю укрыться у родственников. В Пашалу у меня есть дядя. Человек он строгий, но я уверена, что он примет меня, как родную дочь. Проводите меня в Пашалу.

— Хорошо. Мы это сделаем ночью, чтобы никто вас не заметил.

Глубокой ночью Шушан переоделась в солдатскую форму, надела фуражку и в сопровождении двух бойцов отправилась в Пашалу.

Дядя полюбил Шушан, как свою дочь. Этому одинокому человеку точно засветило солнце. Отцовская любовь, пробудившаяся в нем, лишила его покоя. По ночам он просыпался, вслушивался в дыхание Шушан. Спит ли, не плачет, часом? Едва брезжил рассвет, он уже бывал на ногах. Заваривал чай, готовил завтрак. Шушан также привязалась к дяде, рассказывала обо всем, что с ней приключилось. Слушал дядя и про себя то ласково посмеивался, то злился, проклиная Мурада, Сого и весь свет.

У Манташа была своя жизненная философия. Он усаживал рядом с собой племянницу и рассуждал о жизни:

— Не люблю благочестивых, все они ханжи. Не дадут фунта хлеба без пуда никчемных советов. Терпеть не могу ни благодетелей, ни подхалимов, которые из-за куска хлеба калачиком свертываются у чужих порогов.

Шушан слушала его с интересом. Она все время старалась быть возле дяди, скрасить его одиночество и, что самое главное, утолить тоску по своему погибшему любимому отцу.

Прошла неделя. Манташ правил бритву, а Шушан, занавесив окно, читала при свете лампадки. Вдруг раздался стук в дверь.

— Кого нелегкая несет? Не дадут побриться, — заворчал Манташ.

— Нашли время бриться. Да кто бреется при свете лампады?

Он на всякий случай завел Шушан в соседнюю комнату, набросил крючок, отошел к двери, открыл ее. В полумраке выросли на пороге фигуры вооруженных людей.

— Что вам нужно? — почуяв недоброе, спросил Манташ.

Поручик Тачат выпятил перед цирюльником свое круглое пузо и сладким голосом сказал:

— Ничего, душа моя, по приказу военных властей я должен произвести здесь небольшой обыск.

«Они явились за Шушан, — мелькнуло подозрение, и Манташ почувствовал, как в венах его вскипает кровь и похолодело лицо. — Никак, это Мурад?»

— Плевал я на ваши военные власти и на тебя, я не вор и не большевик. Зачем обыскивать мой дом?

С этими словами он захлопнул дверь и, пока поручик не опомнился, накинул тяжелый железный засов и побежал к Шушан.

— Это Мурад, — сказал он, задыхаясь.

— Дядя, спрячь меня, — взмолилась Шушан.

— Другого выхода нет, дочка, тебе нужно выскочить в окно. Они вот-вот взломают дверь.

— Куда мне деться, куда?..

— Подойди ко мне...

Манташ открыл окно, сам спустился в сад и помог Шушан спрыгнуть. Оба они побежали к балке. В двадцати метрах от дома был небольшой грот. Манташ спустился к нему.

— Спрячься здесь.

В пещере было сыро и жутко. Шушан съежилась в темноте. Манташ побежал обратно, забрался в комнату, изнутри закрыл окна. Дверь тряслась, скрипела. Манташ вытащил из-под матраца охотничью двустволку, сунул в дуло две пули, под рубашку спрятал нож с широким лезвием.

— Нашли кого обыскивать, — заворчал он, подходя к двери. — Не ломай дверь, сам открою, Манташ не из трусливых.

Он приоткрыл дверь и выставил дуло.

— Теперь поговорим по-людски. Чего тебе надо?

Поручику и в голову не приходило, что ему могут оказать сопротивление. К приманке он обычно подкрадывался бесшумно, не применяя насилия, опасаясь неприятных последствий. Он решил схитрить.

— Не осложняй себе дело, Манташ. Есть военный приказ, его нужно исполнять. Позволь спокойно обыскать дом.

— А что ты ищешь?

— Золото, — усмехнулся поручик и тут же поменял разговор: — А что еще у тебя искать? Ты ведь всего-навсего нищий брадобрей. Есть подозрение, что ты дома хранишь запрещенные книги. Мы осмотрим и уйдем.

— Ступай скажи тем, кто прислал тебя, что и я не лыком шит. Обмануть Манташа? У меня есть и золото, и запрещенные книги, и ружье... Уходите подобру-поздорову, не то прольется кровь.

Поручик притворился, будто угрозы не заметил.

— Манташ, я и не знал, что ты можешь перед гостем захлопнуть дверь. Думаешь, нам не известно, что ты не из книгочеев. Но если на тебя поступил донос, мы обязаны войти и обыскать твой дом. Мы для виду войдем и выйдем, душа моя, да? — Он повернулся к солдатам: — Не так ли, ребята? — Те поддакнули. Тачат снова обратился к Манташу: — Лучше ты уважь нас и поднеси по стопочке водки, и забудем, что было. А ружье убери, стыдно.

Манташ заколебался, похоже, он поверил.

— В таком случае входи ты один, а солдаты пусть подождут за дверью. Что поднесу тебе, вынесу и им. Разойдемся мирно.

Поручик подмигнул своим головорезам. Они подождали, пока цирюльник не вынес им водки, выпили, стоя за дверью, а поручик, довольный своей находчивостью, вошел, чтобы через несколько минут впустить их в дом и все тут переворошить.

Впустив поручика, Манташ ловким движением запер дверь, накинул засов и, не опуская дула, подошел к поручику:

— А теперь давай поговорим. Так что тебе нужно?

Они прошли в ту комнату, где недавно пряталась Шушан.

— Я бы посоветовал тебе не тянуться к маузеру, — предупредил Манташ. — Берегись, как бы чего не случилось. Известно мне, что ты ищешь. На, получай...

От сильного удара поручик растянулся на полу. Манташ прижал коленом его горло.

— Девушку ищешь, бесстыдник?.. Вот тебе... Вот тебе девушка... Получай, ублюдок!..

Поручик терял сознание. Ему вдруг почудилось,