Поколение - Николай Владимирович Курочкин

бросила их? Betty girl — pretty girl![3] А может быть, сочинить ей стишок? Ну-ка… «Bet is in the garden countin’ the money, Paul is in the kitchen eatin’ bread and honey!»[4]

Или наоборот. Пусть она ест хлеб с медом на кухне, а я пойду в сад считать деньги. Так куда же девалась миссис Хейзлвуд? И что за фрукт этот братец Джордж? Понравилась ли ему и папаше затея Бэт с приглашением her Russian friend?[5]

— Паша, вы не спите? — услышал он шепот Виктора Емельяновича.

— Не сплю.

— Вы там по ночам не разгуливайте. У вашей приятельницы есть машина?

— Не знаю.

— Лучше ездить на машине. И долларов тридцать обязательно при себе имейте…

— Чего это вдруг?

— А так… чтобы дать взаймы, если спросят. Там не наши хулиганы. Могут обидеться, если четвертной не дашь. У нас Витю Малышенко в прошлом году застрелили. Он им что-то объяснять начал… И бумажник не доставайте. Пусть сами. Они не любят слишком резких движений.

«Чушь какая-то, — подумал Белов. — Не в лесу же… У нас хоть закуривать спрашивают сначала и не стреляют».

Сонное царство постепенно оживало. Галина Афанасьевна достала из сумочки косметичку и начала «делать лицо».

— Волнуюсь, — признался Белов.

Шасси нежно поздоровались с посадочной полосой, и в салоне началось обычное в таких случаях суетливое оживление.

Был поздний вечер, и первое, что увидел Белов, ступив на широкую самоходную лестницу, — это огромные, повисшие прямо во тьме ярко-красные слова: «Welcome to New York!»

7

Семейство Хейзлвудов встречало его в полном составе. Белов поставил чемодан и пожал всем руки, повторяя: «Очень рад видеть вас». Мистер Хейзлвуд улыбался, показывая ровные фарфоровые зубы, Бэт сказала: «Это Пол». Джордж, пожимая руку, потянул ее куда-то вниз, и Белов, потеряв равновесие, вынужден был сделать легкий поклон.

— Как долетели? — спросил мистер Хейзлвуд после официальной части, которую Бэт провела достаточно быстро и непринужденно.

— Спасибо, хорошо, — сказал Белов, — приятная компания попалась… — Он увидел супругов и махнул им рукой. Бэт была в черной нейлоновой куртке и клетчатой кепке, темные вельветовые джинсы она заправила в сапоги, смотреть на нее было мукой для Белова.

Они даже не поцеловались, а Белов еще в самолете представлял себе, как обнимет ее и поцелует, — сначала в подбородок, а потом в губы…

— У нас неважная погода, — сказал мистер Хейзлвуд. — Два дня шел дождь, и теперь вот сырость кругом.

— Да, — поддержал Белов, — в такую погоду приятней сидеть у камина.

— У вас с Джорджем одинаковые желания, — улыбнулась Бэт. — Он сказал примерно то же… — И она запнулась.

«Понятно, — подумал Белов. — Он сказал примерно то же, когда вы собирались ехать в аэропорт. Какого черта я должен встречать твоего дружка? В такую погоду приятней сидеть у камина…» Ему показалось, что Джордж украдкой разглядывает его. Он был пониже Белова, но пошире в плечах и помощнее. Наверно, вот так выглядел в молодости и мистер Хейзлвуд, только он раздобрел, а лицо такое же — круглое, с широким прямым носом, глубоко посаженными глазами, которые, улыбаясь, изучают тебя.

Сели в темно-синюю «вольво» — отец с сыном впереди, Бэт и гость — сзади.

Джордж заметно нервничал, выводя машину на простор, но на трассе он успокоился, если можно быть спокойным, когда едешь со скоростью сто шестьдесят километров в час.

Белов положил руку на колено Бэт и слегка сжал его. Бэт улыбнулась и прикрыла глаза.

— Джордж, — спросила она, — мы кого-нибудь догоняем?

Вместо ответа Джордж чуть сбавил скорость, и Бэт сдержанно поблагодарила его. Белов подумал, не ссорились ли они перед его приездом.

— А в Москве холодно, — сказал он, — настоящая зима.

— И снег есть? — спросила Бэт.

— Есть. — Он даже поежился, вспомнив, как еле отогрелся в парикмахерской.

— Если скучаете по снегу, то можете купить его в универсаме на 59-й улице в Манхеттене, — сказал Джордж. — Два двадцать за пакет — и не тает. И цвет какой угодно — голубой, розовый… — После знакомства Джордж впервые открыл рот и сделал это удачно: Белов не мог понять, шутит ли он или на 59-й улице в Манхеттене действительно лежит розовый снег, который не тает.

Джордж хорошо вел машину. Видимо, ездить с какой-либо другой скоростью, кроме предельной, он считал ниже своего достоинства, причем делал это легко, уверенно, позволяя себе курить и разговаривать.

Бэт выглядела скованной. Ее выдавал чересчур резкий смех, напряженная поза и молчаливость. Ей не следовало приглашать с собой отца и брата, подумал Белов, хотя замысел ее был ему понятен — хотелось обставить встречу поторжественнее. Он снова провел рукой по ее колену, машина въехала в тоннель, а перед поворотом мистер Хейзлвуд сказал: «Через три минуты будем дома».

Дом Хейзлвудов стоял в глубине двора, углом к дорожке, на которой и остановилась машина. Он был ярко освещен и на фоне сине-лиловой тьмы казался сказочным, почти что игрушечным, сложенным как бы из гигантских кубиков. Розовые тона, в которые он был выкрашен, придавали ему пасхальный вид, и, глядя на него, хотелось спеть «Аллилуйя!».

Джордж пошел закрывать ворота и ставить машину, а Белов, поднявшись по ступенькам вслед за Бэт, очутился в просторной прихожей, устланной мягким синтетическим ковром с огромными розами посредине.

— Добро пожаловать в наш дом, — сказал мистер Хейзлвуд и еще раз пожал руку гостю. — Бэт, ты не хочешь пригласить нас к столу?

— Да, конечно! Пол, вы не против того, чтобы отужинать по случаю вашего прибытия?

Он еще не успел ответить, как папаша Хейзлвуд удалился, уловив, похоже, игривый оттенок в словах дочери.

— Я не против того, чтобы поцеловать тебя, — тихо сказал Белов, взяв ее за плечи.

— Пол, — прошептала она, — ты приехал… Я не верила до последней минуты. — И она быстро чмокнула его в губы. Он хотел прижать ее к себе, но она увернулась.

Стол был накрыт на четверых, и его содержимое вызвало бы у соотечественников Белова горькую усмешку. Тем, кто собирался сесть за него, не грозило переедание.

— Джордж не купил шампанского, — сказал мистер Хейзлвуд…

— Одну минуту, — извинился Белов. Он достал из чемодана бутылки, банки с икрой и балыком и янтарный набор.

Хейзлвуды умели ценить внимание. Мужчины минуту-другую разглядывали красочные этикетки, а Бэт незаметно для всех оказалась у зеркала. В один голос, но с разной интонацией они поблагодарили Белова.

Пока охлаждалось шампанское, говорили о напитках, причем мистер Хейзлвуд успел раскрыть все свои спиртные пристрастия, а самое почетное место отвел русской водке.

— Пьер Смирнофф был настоящим гением, — сказал он.

Белов хотел усомниться в гениальности своего