Камень небес - Валерий Викторович Дмитриевский

– Что за крысы?

– Нутрий выращивают, Серёга говорит – выгодное дело. Они так-то на природе в воде живут, поэтому мех не промокает. Шубы хорошие получаются. И мясо, говорит, у них можно есть. Ну, не знаю, меня бы не заставили. Противные они из себя, хвосты голые, вот такие длинные. Крысы и есть… Там же во дворе пилораму поставили, брус да доски пилят, Серёга деляну оформил. А что, нормально раскручиваются, деловые такие. И нас вот работой обеспечили. Ну, давай по последней…

Колесников вдруг сильно закашлялся, шумно задышал и выскочил на улицу. Никанор крикнул вдогонку: «Что, опять?» Но дверь уже закрылась.

– Что это с ним? – спросил Виток.

– Астма у него. Профессиональная болезнь, – сказал бригадир. – Временами накатывает… А у тебя небось геморрой шофёрский? – толкнул он Сарояна и засмеялся. – Тебе вредно сидеть, иди паклю в пазы набивай. Мы тоже сейчас подтянемся.

Он затолкал пустую бутылку куда-то в угол и потянулся за верхонками. Виток вслед за Гариком вышел из бытовки. Бледный Колесников сидел на штабеле бруса и, сипя горлом, что-то доставал из кармана.

– Может, к врачу надо? – подошёл к нему Виток.

– Не надо. Сейчас пройдёт, – ответил тот, брызнув в рот из какой-то бутылочки с трубкой.

– Ну что, силикозник, очухался? – подмигнул Никанор. – Пошли, братва, венец закончим, и хватит на сегодня.

Он вынул из-за уха карандаш и стал очинивать его лезвием топора. Виток посмотрел на свой топор, поднял с земли сухую веточку и попробовал построгать. Лезвие скользило или спотыкалось, оставляя зарубки.

– Э-э, топорик-то туповат, – заметил бригадир. – Завтра с утра пойдём в цех, брусок надо напилить на шканты. Заодно инструмент наточим.

Виток подумал, что Петька молодец, правильно его настропалил сюда. Мужики все нормальные, общаются без пренебрежения, чего он побаивался, пьют только, заразы, на работе… Могло быть и такое: мы-то пролетарии, своё дело знаем, а ты, интеллигент, червяк кабинетный, что умеешь? А тут никто и не спросил об этом. И с тупым топором не высмеяли, хотя Виток дома бруском его правил и проверял на ногте. Оказывается, острее надо. Ну, покажут, научат. Кое-что он и так может, в полях приходилось и ствол ошкурить, и подтесать там что-нибудь, и отрубить-отпилить. Опозориться не должен. Здесь и платят вроде регулярно. Эх, надо было раньше решаться.

11

В конце концов, говорят, что главное – это быть на своём месте. Моё место здесь. И я не хуже других выполняю свои маленькие обязанности.

«Далёкая Радуга»

После июньских дождей, молью съевших снежную шапку Кирона, разгорелось ослепительное лето. Поднявшись утром из бледно-розовых туманов, весь день в небе висело расплавленное солнце, обмахиваясь от жары влажными полотенцами редких облаков. Сопки покрылись светло-зелёными кляксами березняков и осинников, стекающими по тёмным хвоистым склонам. Народ понёс из тайги черемшу и жарки. Над посёлком потянулись дымки лесных пожаров, и, как обычно в это время, прилетела из города четырёхкрылая «Аннушка», чтобы возить летнабов на патрулирование да забрасывать парашютистов на линию огня. Дожди были грозовыми, короткими и не успевали даже прибить к земле дорожную пыль.

Каждое утро Виток, надев старую штормовку и мятую соломенную шляпу, шёл в конец Охотничьей улицы. Может быть, какие-нибудь затаившиеся гены предков в нём проснулись или просто смена деятельности сказалась, но плотничать ему нравилось, и по дороге он с удовольствием представлял, как сначала, по обыкновению, сядут они в бытовке попить чайку, потом бригадир с Сарояном обстоятельно покурят, а после этого все выйдут «на объект». Он любил работать с деревом, его очаровывал запах свежих опилок, и приятно было сознавать, что руки у него растут откуда надо и в бригаде он освоился быстро. За каждым установился свой круг обязанностей, хотя он и не так уж чётко был очерчен. Самой ответственной работой – разметкой бруса – занимался только бригадир, для чего у него имелись шаблоны из доски-дюймовки. Накладывая шаблон, Никанор карандашом вычерчивал контуры запилов, потом по черте пилил электрической «Пармой», обухом топора вышибал лишнее и подчищал сколы топором. Он объяснил Витку, что углы можно рубить по-разному: «в лапу», «в чашу», «в курдюк», «в охряп», – они же рубят «в коренной шип», который попроще, но тоже надёжен. В продольном направлении сращивали брусья, выпиливая паз и шип поменьше. Для связки внутренних стен с наружными применяли «ласточкин хвост».

Подготовленный брус со снятой фаской поднимали наверх и укладывали на место, на заранее положенную паклю. Виток залезал на стену по внутренним лесам и, балансируя на узкой ленточке бруса, большой дрелью сверлил в нём отверстия, в которые Колесников и Сароян заколачивали обтёсанные берёзовые «гвозди» – шканты, скрепляя брус с нижележащим, чтобы дерево при усыхании не изгибалось. «Хорошо зафиксированный больной в наркозе не нуждается», – приговаривал Колесников. Сверлить – дело нехитрое, но иногда сверло заклинивалось, и тогда вращалась сама дрель; если зазеваться и не отпустить вовремя руки, можно запросто улететь со стены. Никанор проверял вертикальность углов отвесом – большой гайкой, подвешенной на толстой нитке. И если замечал отклонение, угол перекладывали по-новой.

Сегодня, незадолго до обеда, закончили класть очередной венец и пошли перекурить. Приехал «газон» с пилорамы, привёз свежий брус. Следом на зелёном «Урале» с коляской прикатил Акинфиев и, зайдя в бытовку, спросил:

– Что сидим?

– А лежать негде, – ответил Никанор. Михалыч, несмотря на своё директорское прошлое, был человеком добродушным и нестрогим, и бригадир этим пользовался.

– До обеда ещё двадцать минут, – показал на часы Акинфиев. – Надо машину разгрузить.

– До обеда не успеем.

– Сколько успеете.

– Ну, Михалыч, чего Дуньку-то дразнить? – сказал Никанор. – Лучше мы на столько же раньше и выйдем потом. Сразу всё и разгрузим.

– Ну-ну.

Прораб сходил, посчитал венцы и вернулся недовольным.

– Что-то медленно у вас дело идёт. У меня быстрее плотники стопу клали.

– Так не сидим же, работаем, – обиделся бригадир. – Там у тебя профессионалы были, а здесь, видишь, самоучки. Быстрее не умеют. Зато качество нормальное, залепухи не делаем… А вообще, Михалыч, ты как приедешь – только с ритма сбиваешь. Настроение пропадает работать.

Виток помалкивал. Хорошие были мужики в бригаде, но каждую неделю кто-нибудь приносил в полулитровой бутылке самогон, и после обеда, приняв «с устатку», работать уже не шли. Виток не пил, просто сидел за компанию и как мог участвовал в разговорах. Он как-то раз осторожно заметил Никанору, что надо бы пореже с этим делом, но бригадир вежливо возразил:

– Не отцу родному строим. Как платят, так и работаем.

А для