Неизвестный Андерсен: сказки и истории - Ганс Христиан Андерсен

Его проводили из церкви на воздух, а он сказал, что чувствует себя хорошо и все с ним вроде бы в полном порядке, воспоминание ушло, как его и не было! Горемыка бездольный! Господь, Создатель наш, премудр и любит все чада свои – кто в этом усомнится? Сердцем и разумом мы знаем, а Библия подтверждает: Господь многомилостив ко всем.

В Испании, где средь апельсинов и лавров теплый ветерок обвевает золотые мавританские купола, где звучат песни и кастаньеты, сидел в роскошном доме осиротевший старик, богатейший коммерсант; по улицам тянулись процессии детей со свечами и реющими флагами. Он бы никаких сокровищ не пожалел, только бы родные его дети были с ним, дочка или ее ребенок, который, может статься, вообще не увидел света этого мира, а значит, и света вечности, света рая! «Бедное дитя!»

Да, бедное дитя! Впрямь дитя, хоть и достигшее уже тридцатилетнего возраста, ведь ровно столько лет сравнялось Йоргену в Старом Скагене.

Песок заметал кладбищенские могилы, засыпал церковную стену, но ведь именно здесь, среди предков, среди родичей и возлюбленных, надобно хоронить умерших. Торговец Брённе и его жена тоже упокоились подле своих детей, под белыми песками.

Начало года, время штормов – дюны курились песчаными вихрями, на море большая волна, огромные птичьи стаи, словно тучи в бурю, с криком метались над песками; корабли один за другим терпели бедствие на прибрежных мелях – от скагенского Гренена до дюнного Хусбю.

Однажды под вечер, когда Йорген в одиночестве сидел в горнице, мысли его вдруг прояснились, и он ощутил беспокойство, которое в юные годы гнало его в дюны и на пустошь.

– Домой! Домой! – твердил он, но никто его не слышал.

Он вышел из дома, направился в дюны, песок бил в лицо, вихрился вокруг. Шел он к церкви. Песок засыпал стену, до половины завалил окна, но притвор был расчищен, дверь не заперта. Йорген открыл ее и шагнул внутрь.

Ветер завывал-свистал над Скагеном, такого урагана здесь на людской памяти никогда не бывало – сущее светопреставление! Но Йорген находился в доме Божием, и, меж тем как снаружи воцарилась черная ночь, внутри у него сиял огонь – свет души, который никогда не гаснет. Тяжелый камень, что бременил голову, вдруг с треском рассыпался. Йоргену почудилось, будто в церкви играет орган, но это был гул шторма и бурного моря. Он сел на скамью, и зажглись свечи, одна за другою, такое множество огней можно увидеть разве что в Испании, и портреты давних бургомистров и советников ожили, сошли со стены, где пребывали долгие годы, заняли места на хорах. Церковные врата и двери распахнулись, и внутрь вошли все усопшие, в нарядных одеждах своего времени, вошли под звуки прекрасной музыки, расселись по скамьям. Грянул псалом, точно гул прибоя. Были здесь и его старые приемные родители из дюнного Хусбю, и старый торговец Брённе с женою, а обок них, подле Йоргена, сидела их милая, добрая дочка, она подала Йоргену руку, и оба подошли к алтарю, где когда-то преклоняли колена, и священник соединил их руки и благословил на жизнь в любви… Тут раздался трубный глас, дивный, как детский голос, полный томления и радости, он набрал мощь органа, обернулся бурей рокочущих, возвышенных звуков, ласкающих слух и все же способных сокрушить могильные плиты.

И кораблик, подвешенный к потолку, опустился перед ними двоими, стал большим великолепным кораблем с шелковыми парусами и золочеными реями, с якорями из червонного золота, с канатами, проплетенными шелковой прядью, точь-в-точь как в старинной песне. И жених с невестой поднялись на борт, а за ними и все прихожане – всем хватило места в этом великолепии. Стены и своды церкви оделись цветами, словно бузина и благоуханные липы; ветви и листья ласково шелестели, склоняясь и расступаясь, когда корабль поднялся и тронулся в путь – по морю, по воздуху, каждая свеча в церкви казалась звездочкой, а ветер затянул псалом, и все подхватили:

– С любовью – к славе!.. Ни одна жизнь не погибнет!.. Блаженство и радость! Аллилуйя!

Эти слова стали последними в жизни Йоргена, прервалась нить, что удерживала бессмертную душу, – лишь мертвое тело лежало в темной церкви, вокруг которой буря в неистовстве вздымала вихри летучего песка.

* * *

Наутро, в воскресенье, прихожане и священник пришли на богослужение. Дорога была утомительная, ноги то и дело вязли в глубоком песке, а у самого церковного притвора ветром намело целую гору. Священник прочел короткую молитву и сказал, что Господь закрыл двери этого Своего дома, надобно им уйти отсюда и построить Ему новый дом.

Они пропели псалом и разошлись по домам.

Йоргена искали и в городе, и в дюнах, но не нашли. Видно, могучие песчаные волны унесли его с собою, решили люди.

А его тело лежало в величайшем из саркофагов – в самой церкви; и Господь в бурю засыпал его гроб землею, тяжелый песок лежит там по сию пору.

Дюны укрыли могучие своды. Терновник и дикие розы растут над церковью, там, где путник ныне проходит к башне, которая поднимается из песка словно исполинское надгробие и видна за много миль. Ни один король не удостоился более великолепного памятника! Никто не тревожит покой усопшего, никто по сей день не ведал об этом и не ведает, а мне рассказал об этом ветер в дюнах.

Ледяная дева

1

Руди

Давайте отправимся в Швейцарию, давайте приглядимся к этой прекрасной горной стране, где по отвесным скалам карабкаются вверх деревья, давайте поднимемся на искрящиеся заснеженные ледяные поля, а потом снова спустимся на зеленые луга, по которым торопливые речки и ручейки с журчанием бегут, словно боясь опоздать на встречу с морем, чтобы раствориться в нем. Солнце согревает и глубокую долину, и тяжелые снежные массы на вершине. С годами они подтаивают, превращаясь в сверкающие ледяные глыбы, обрушиваются лавинами, громоздятся глетчерами. Два языка такого глетчера спускаются по склонам горных ущелий к подножиям гор Шрекхорн и Веттерхорн, неподалеку от городка Гриндельвальд. Глетчеры эти достойны особого внимания, вот почему летом сюда приезжает много чужестранцев со всех уголков мира, они совершают переходы по высоким, покрытым снегом вершинам, поднимаются из глубоких долин, и тогда им приходится несколько часов карабкаться вверх, и чем выше они поднимаются, тем глубже опускается долина, и они смотрят на нее, словно из корзины воздушного шара. Над вершинами гор нередко нависают облака – плотным, тяжелым дымчатым занавесом, а внизу, в долине, где разбросаны бесчисленные темные деревянные домики, еще сверкает солнечный