Калейдоскоп, или Наперегонки с самим собой - Лев Юрьевич Альтмарк

Домой Яшка явился печальным и крайне расстроенным, что не укрылось от всевидящего ока мамы.

– Что случилось? – строго спросила она. – Как прошла комиссия?

Когда Яшка рассказал, она, недолго раздумывая, стукнула кулаком по столу и вынесла приговор:

– На комиссию в райком пойдём вместе!

– Да ты что, – заныл Яшка, – люди увидят, что я пришёл с мамой, засмеют же!

– Ну и пусть! Зато поедешь в эту чёртову Югославию. А они пусть и дальше смеются.

И они пошли на комиссию вместе. Когда Яшку вызвали, она хотела пойти с ним, но секретарша загородила дверь грудью:

– Приглашают только его одного, – и ткнула в Яшку холёным пальчиком, при этом, не удержавшись, хмыкнула, – без группы поддержки.

На самом деле никакой комиссии не было, а в кабинете сидел лишь третий секретарь райкома – упитанный мордастый мужик в белой рубашке с потным воротником и сбившимся набок галстуком. Чувствовалось, что профкомовец сдержал обещание и позвонил ему.

– Значит, так, – по-ефрейторски распорядился мужик, – мы тут обсудили вашу кандидатуру с членами комиссии, – и для убедительности окинул взглядом пустое помещение, и пришли к выводу, что вам пока рановато ехать в Югославию. Мы же туда направляем людей не только на песочке лежать и в море плавки полоскать, а пропагандировать советский образ жизни… Между прочим, у нас в стране и без этой Югославии полно замечательных курортов – на Байкале, например, на Дальнем Востоке. А Кавказские Минеральные Воды чего стоят, и ещё много чего… Почему бы вам туда для начала не съездить? Да и группа в Югославию почти укомплектована. Так что моя подпись на характеристике мало чем вам поможет.

– А вы подпишите, – вкрадчиво предложил Яшка, – а там видно будет.

– Что?! – моментально рассердился третий секретарь. – Разве я непонятно объяснил, что не подпишу?!

Из его кабинета Яшка вышел ещё более понурым, чем несколько дней назад из профкома.

– Что тебе сказали? – настороженно спросила мама.

– Как я и предполагал…

– Ага! – мама плотоядно потёрла руки и устремилась к двери в кабинет. Отодвинув плечом вставшую на защиту секретаршу, она пинком распахнула дверь и прошла внутрь. Хоть она и плотно захлопнула дверь за собой, но разговор, который вёлся с обладателем кабинета, проходил на повышенных тонах, и находившимся в приёмной было слышно всё вплоть до последнего слова.

– Какого вы года рождения, молодой человек? – сразу взяла быка за рога мама.

Опешивший третий секретарь послушно выдал:

– Сорок третьего… Какое это имеет значение?

– А я, – перебила его мама, – в партии с сорок первого года, вам это понятно?.. Теперь, как коммунист коммунисту, объясните, почему мой сын не имеет право отдыхать в Югославии?

– Ну… – принялся блеять что-то невнятное хозяин кабинета, – я вашему сыну не запрещал и не отказывал, просто группа укомплектована…

Но мама его не слушала. Опять рывком распахнула дверь и протянула руку:

– Давай характеристику, он подпишет, – и оглянулась на окончательно вспотевшего толстяка, утиравшего пот со лба и шеи. – А не подпишет – он даже не догадывается, куда я с этой бумагой пойду!..

Домой они возвращались пешком, потому что хотелось остыть и успокоиться.

– Знаешь, сынок, сколько сил и нервов на всё это требуется? – сказала мама совсем другим, уже спокойным и грустным голосом. – Вокруг столько проходимцев, притом все они рвутся на такие посты, где порядочным людям просто не место. А в партию, может быть, именно для того и нужно вступать, чтобы бороться с ними на равных… Теперь ты меня понимаешь?

…Яшка стоял сейчас перед парторгом и невольно вспоминал мамины слова.

– Должность эта не освобождённая, – продолжала Галина Павловна, видимо, посчитав, что Яшка всё ещё не может опомниться от счастья и потому ничего не отвечает. – Но и комсомольцев-то у нас на заводе – кот наплакал. Будешь как и прежде работать в своём конструкторском бюро, а зарплата у тебя будет на тридцатку больше… Сколько у тебя сейчас, кстати?

– Сто двадцать пять рублей.

– Ну вот видишь, тридцать рублей от райкома комсомола – это довольно существенная прибавка!.. Отдельный кабинет тебе, правда, не положен. Хотя… У нас есть свободная подсобка, которую занимает уборщица. Выселим её – пускай свои вёдра и тряпки под лестницей хранит, никто их оттуда не стащит. А тебе туда стол поставим и сейф для хранения документов.

– И много там документов?

– Учётные карточки и личные дела комсомольцев – а как ты думал? Их положено в сейфе хранить. Да ещё отчёты, которые ты обязан будешь писать в двух экземплярах – один в райком отправлять, а второй себе в папочку подшивать. Тебе теперь напрямую придётся общаться с райкомовскими товарищами. Ну, и, естественно, со мной… Короче, меньше слов, больше дела! Принимай дела у своей предшественницы. Она в декрет уходит… И вообще, я была ею не особо довольна, потому что с ленцой дама была, не горела на своей должности. А ты – парень, вижу, активный, с инициативой. Вот и давай, доказывай – бери бразды в свои руки…

Что необходимо было доказывать и какие бразды нужно брать, Яшке никто так и не объяснил.

– Разберёшься по ходу дела, – махнула рукой Галина Павловна.

От неё же он получил ключи от сейфа, который рабочие вскоре перетащили в подсобку с неистребимым запахом мокрой тряпки, пару коробок с документами комсомольцев и довольно увесистую папку с отчётами и письмами, которые заводская комсомольская организация на протяжении своей недолгой истории получала от вышестоящих инстанций. Всё это добро, по словам парторга, должно было находиться в сейфе, но… не находилось.

Так Яшка из простого инженера-конструктора превратился в секретаря комсомольской организации небольшого домостроительного заводика и, как ему казалось, начал своё стремительное восхождение по карьерной лестнице к вожделенным сияющим вершинам. Мамины слова постоянно всплывали в его памяти. Конечно, вершин хотелось несколько иных – литературных, музыкальных, творческих, но и эти пока ничего. Вдруг здесь пойдёт дело, и удастся совместить одно с другим. Лиха беда начало…

Каждый его день теперь начинался с визита к парторгу за получением ценных указаний. Если он не появлялся сразу, то в конструкторском бюро спустя некоторое время раздавался телефонный звонок, и недовольный голос парторга требовал на ковёр своего подчинённого.

В принципе, деятельность комсомольского вожака была необременительной, и даже давала ряд преимуществ, которых ни у кого другого не было. Когда Яшке необходимо было исчезнуть от кульмана, к примеру, чтобы покурить с новыми друзьями и обменяться свежими анекдотами, то он мог совершенно спокойно скрыться на час-полтора, особо не заморачиваясь с объяснениями, а молчаливый начальник бюро, прежде ревностно