Студеный флот - Николай Андреевич Черкашин

Борт подводной лодки, изрядно обросший ракушками, просматривается вперед метров на десять. А в глубину он и вовсе виден весь до самого киля. Вода скрадывает его истинные размеры и окургуживает его полукруглый обвод до обхвата большеразмерной трубы. Пронзительные солнечные блики пляшут по ободранному сурику. Очертания лодки крайне неустойчивы – все линии зыбки, дрожат, ходят из стороны в сторону… Воздух возносится чередой хрустальных шариков и шаров. Иногда они сливаются в сплошные пузырчатые шлейфы, будто за нами тянутся ленты диковинной серебристой икры. Вдруг что-то длинное черное извилистое стремительно взвинтило воду поодаль от меня. Инстинктивно бросился под борт лодки. Что это было – мурена? Морская змея? Средиземноморский угорь?

Симбирцев ничего не заметил. Может, померещилось? Но нырять как-то расхотелось… Да и течения здесь довольно сильные. Для тех, кто не умеет плавать, устроили «бассейн» в выгородке якорного клюза. Воды здесь по пояс, но окунуться можно.

На носовой палубе натянули тент и поставили столик для доминошников. Курорт, да и только! Конечно же, все пообгорели на жгучем солнце до красноты и теперь ходят в самодельных белых бурнусах из разовых полотенец, вправленных под пилотки, как скобелевские солдаты в Туркестане.

Мичман Марфин, кок-инструктор, доложил, что из «сухой провизионки» исчезли две банки дрожжей. Это очень опасная пропажа, если учесть, что со времен погрузки продовольствия в шестом-седьмом отсеках «затерялся» ящик сахара. Братва вовсю готовится к встрече Дня флота и корабельного праздника. Брага, конечно, уже где-то заквашена. Найти ее вовремя и уничтожить – наша задача.

2.

Поставил шифровальщику мичману Шаману 287 подписей в журнал учета уничтоженных шифрограмм. Затем поднялись с ним в надводный гальюн и жгли их в жестянке из-под маринованных огурцов. Сжигали по одному совсекретному листику, следя за тем, чтобы он сгорал дотла, чтобы за борт не улетел ни один клочок ни с одной циферкой. Сжигали долго, так что металлические конструкции вокруг разогрелись, а вместе с ними и баллоны с ацетиленом, задвинутые в угол гальюна. Я стоял в дверях и сторожил, чтобы к нам никто не приближался. Таковы правила уничтожения секретных документов. Кажется, мы оба здорово угорели от бумажного дыма. Когда покончили с этим муторным делом, я открыл дверь ограждения рубки и шагнул за комингс подышать свежим воздухом. Волны захлестывали на корпус, приятно обдавая голые до колен ноги. Вдруг высокий захлест ударил в стальную дверь, дверь с размаху саданула меня в висок. Был бы удар чуть поточнее и посильнее, я бы непременно сыграл за борт. Течение здесь сильное, оно бы в считаные минуты отнесло меня далеко за корму. А поскольку лодка бьет зарядку, из-за выхлопного шума дизелей никто бы не услышал ни всплеска, ни криков… И труп бы не нашли. И записали бы в вахтенный журнал: «Капитан-лейтенант Башилов пропал без вести в точке – широта… долгота…»

Как все просто, обыденно и жутко… Не иначе ангел-хранитель уберег меня сегодня. Или кто-то молился очень горячо. Бабушка? Или та, от которой так редко приходят сюда письма…

Ушел эсминец «Пламенный», и без его заливистого медноголосого горна скучно стало на рейде. Зато пришел черноморский водолей «Сура». «Почты и свежих продуктов для вас нет!» – просемафорили с водолея.

– Ну и на хрен тогда сюда приперлись?! – прокомментировал семафор помощник Федя Руднев.

«Сура» предложила нам пресную воду, но не по доброте душевной, а чтобы скорее осушить танки и уйти в родной Севастополь. Ладно, с паршивой овцы хоть шерсти клок – устроили для команды пресный душ на кормовой надстройке. Поливали друг друга из пожарного рожка, фыркали, визжали, орали от восторга. Много ли надо подводнику для счастья? Немного солнца в пресной воде.

На якорной стоянке жизнь на «Буки-410» наконец-то наладилась такой, какой ей следовало бы быть по корабельному уставу: подъем в 7 часов, гимнастика (на корме ее проводит старпом, на носу – помощник командира). Затем купание в выгородке клюза. Завтрак. Проворачивание механизмов и оружия (гимнастика для машин). Тренировка по борьбе за живучесть в отсеках. Развод на ремонтные работы. Обед в полдень. Адмиральский час. Работы по текущему ремонту. Отдых. Ужин. Спуск флага. Фильм. Отбой с покоечной проверкой по боевым частям.

Радиоразведчик мичман Атаманюк доложил, что на авианосце «Америка» ЧП – один из самолетов не вернулся на корабль: упал в море. На войне как на войне, даже если она холодная…

Утром с Кипра прилетела ласточка, а затем сова. Сбилась сослепу с курса?

3.

26 июля. После обеда прошли с командиром в носовой торпедный отсек и вскрыли – каждый свой – красный «совсекретный» пакет. В них коды шифрзамков от клапанов стрельбовых баллонов. Он не знает мой, я не знаю его. На тот случай, чтобы никто из нас не смог в случае внезапного сумасшествия произвести залп торпедами с ядерной боеголовкой. Командир вскрыл свой пакет маникюрными ножницами и передал их мне. Я проделал то же самое. Затем проверили замки – каждый свой: нет ли случайных совпадений на цифровом барабанчике. Так положено по ритуалу, придуманному режимщиками. Потом присели на настил и стали ждать, пока торпедисты проведут регламентные работы на спецторпедах. Абатуров положил на колени подвернувшуюся гармонь и стал играть на ее басах органные фуги… В этом что-то было: торпедисты холили самое страшное в мире оружие под почти баховскую мессу…

Записывал у себя в каюте программу классической музыки. «Песнь Сольвейг»… и вдруг – запах гари. Мгновенно выключил магнитофон, плафон, вентилятор. Принюхался. Гарью тянет из вентиляционного отростка. Горим? Бегу на центральный пост. Мотористы сожгли в дизельном отсеке резиновый компенсатор. Только и всего. Слава богу, не пожар…

До погружения час. Стоим на мостике. Лодка добивает форсированную зарядку аккумуляторной батареи. А мы, прежде чем на месяц спуститься на дно стального колодца – в жаркое ветвилище разнокалиберных труб, – наслаждаемся напоследок свежим ветром морской засолки, последним летним солнцем.

«Орионы» еще не прилетели, и нам надо успеть погрузиться, пока они не засекли точку погружения. Абатуров смотрит на часы – жаль прерывать зарядку, но, похоже, самое время под воду.

– Всем вниз! К погружению!

В 15.00 погрузились с раскаленными дизелями и разогретым за недельную стоянку под сирийским солнцем корпусом. К тому же добавилась сернокислотная сауна только что заряженных аккумуляторов. Температура электролита в батареях резко поднялась, несмотря на то что запущена система водяного охлаждения. Но вода, предназначенная для остужения серной кислоты, – теплая, поскольку забортная вода даже на глубине 50 метров выше 20 градусов. К тому же в нашем втором и в четвертом включены водородосжигательные печки – от них тоже идет нестерпимый