Дух мадам Краул и другие таинственные истории - Джозеф Шеридан Ле Фаню

так: оставайся в гостиной и принеси мне чашку чая. Я сбегаю в свою спальню, переоденусь и спущусь к тебе. Но если хочешь, можешь посидеть у меня в спальне. И, ради всего святого, зажги побольше свеч и растопи камин. Будь умницей, соберись с духом, и, вот увидишь, вскоре у тебя станет гораздо спокойнее на душе.

Слова леди Уолсингэм были исполнены доброты и нежности, голос звучал уверенно. На мгновение перед Дженет блеснул луч надежды, и она признала, что, может быть, сестра права. Но если уверенность имеет свойство передаваться другим, то не менее заразителен и страх. Леди Уолсингэм не осмеливалась признаться сестре, что сердце у нее ушло в пятки, и тщетно пыталась подавить дрожь в голосе.

Леди Уолсингэм вместе с Мэри поднялась наверх и, проводив сестру в спальню, поговорила с ней тем же наигранно бодрым тоном, каким только что успокаивала леди Мардайкс. Затем она прошла к себе в спальню, сняла пальто, шаль и, спускаясь в гостиную, услышала в галерее голос сэра Бейла. Он отдавал распоряжения слугам; голос его, казалось, звучал совершенно спокойно.

У леди Уолсингэм перехватило дыхание. Она обернулась и очутилась лицом к лицу с баронетом.

Сэр Бейл выглядел чуть бледнее и суровее, чем обычно; других перемен она не заметила. Он ласково взял ее за руку и широко распахнутыми глазами вопросительно всмотрелся в ее лицо, затем знаком велел слуге удалиться и сказал:

– Хорошо, что вы приехали, Мод. Вы, полагаю, уже слышали о том, что должно произойти. Дженет не сумела бы перенести удар без вашей поддержки. Хорошо, что вы здесь. Побудьте с ней день или два, а затем как можно скорее увезите ее отсюда.

Леди Уолсингэм всматривалась в баронета со смятенным ужасом. Он говорил спокойно, словно всего лишь прощался перед долгой дорогой, – за такой напускной безмятежностью нередко скрываются самые тяжкие ужасы и муки, какие способна вынести человеческая душа.

– Рада видеть вас, Бейл, – начала она, едва понимая, что говорит, и запнулась на полуслове.

– Ваш приезд оказался приуроченным к печальным событиям, – продолжал баронет. – Вскоре здесь все переменится. Бедная Дженет! Каким ударом это станет для нее. Я не доживу до восхода солнца.

– Полноте! – испуганно воскликнула леди Уолсингэм. – Не говорите так. Сэр Бейл, вы не имеете никакого права утверждать такое: этому нет никакой причины. Жестоко и бессовестно так смеяться над чувствами несчастной жены. Если вы бредите, соберитесь с силами и стряхните наваждение или, по крайней мере, прекратите говорить ерунду. Вы не в себе; я по глазам вижу, что вы больны. Уверена, что к завтрашнему утру вам станет значительно лучше, а послезавтра вы будете совсем здоровы.

– Нет, сестрица, я не болен. Если не верите, пощупайте пульс; в нем нет никакой лихорадки. Никогда я не пребывал в более добром здравии, и тем не менее, прежде чем эти часы пробьют пять, я, ныне живой и здоровый, скончаюсь. Слышите, бьет три? Мне осталось жить два часа.

Леди Уолсингэм невольно дрожала от страха и злилась на себя за это.

– Я уже сказала, что об этом думаю, – с горячностью заявила она. – Я считаю, что с вашей стороны подло и трусливо терзать бедную жену своими болезненными причудами. Вдумайтесь хорошенько, и вы сами поймете, что не имеете никаких оснований делать подобные утверждения. Как вы можете взваливать такие страдания на несчастную крошку, у которой хватило безрассудства полюбить вас до безумия и до сих пор хватает глупости верить в ваши досужие вымыслы?

– Спокойнее, сестренка. Споры здесь неуместны. Если завтра я буду жив, ругайте меня сколько хотите. А теперь, молю, возвращайтесь к сестре. Ей нужна вся ваша забота. Бедная моя Дженет, она достойна жалости куда больше меня; ее страдания ранят мне душу. Перед смертью я увижусь с вами и с ней. Жестоко с моей стороны покидать несчастную жену, но еще более жестоким было бы оставить ее неподготовленной к такому удару. Сделайте все, что в ваших силах, чтобы успокоить бедняжку и придать ей сил. Чему быть, того не миновать.

Баронет замолчал, пристально глядя на свояченицу, словно хотел добавить что-то еще, но, по зрелом размышлении, предпочел промолчать.

Он выпустил ее руку и торопливо удалился.

Глава XXIX

Мнение доктора Торви

Дойдя до лестницы, леди Уолсингэм встретила горничную и узнала, что леди Мардайкс находится внизу, в той же самой гостиной. Подойдя к дверям, она услышала голос своей сестры Мэри. Та тоже была в гостиной. Мэри легла в постель, но, так и не сумев уснуть, снова оделась и вышла к сестре. Теперь в комнате стало гораздо уютнее. Горело множество свечей, в камине пылало яркое пламя. На столике у камина стояли чайные приборы, две сестры были заняты разговором. Леди Мардайкс немного успокоилась и овладела собой.

– Мод, ты видела его? – вскричала леди Мардайкс, кинувшись навстречу сестре.

– Да, милая, поговорила с ним, и…

– Ну и как?

– Я не изменила своего мнения. Хоть сэр Бейл и говорит, что не болен, я считаю, что у него расстроены нервы. Его одолели болезненные фантазии, и, как это часто случается с мужчинами, когда они хандрят, его трудно разубедить. Он откажется от своих заблуждений только тогда, когда минует срок, назначенный им самим, минует без всяких трагических происшествий. Тогда мы все убедимся, что он бредил.

– О, Мод, не обманывай меня! Я вижу, ты сама не веришь в то, что говоришь. О, если бы я знала, что у тебя и вправду есть надежда! Ради бога, Мод, скажи мне честно, что ты думаешь на самом деле!

Неожиданная прямота сестры смутила леди Уолсингэм.

– Полно, сестрица, не говори глупостей, – промолвила она. – Мы можем судить о состоянии сэра Бейла только по нашим впечатлениям. Нас всех обманула серьезность его манер, к тому же он сам, очевидно, верит в собственный бред. Всем известно, что каждый безумец верит в свой бред – в этом нет ничего удивительного.

– Не надо, Мод, я все равно вижу, что ты так не считаешь. Просто ты пытаешься успокоить меня. Я знаю, у тебя нет надежды – нет, нет, нет! – Леди Мардайкс спрятала лицо в ладонях и судорожно зарыдала.

С минуту леди Уолсингэм молчала, затем, положив ладонь на руку сестры, с усилием произнесла:

– Понимаешь ли, милая Дженет, нет смысла мне без конца повторять одно и то же. Через час-другой мы узнаем, кто из нас прав. Присядь и будь умницей. Горничная сказала, что ты еще раз посылала за доктором Торви; он не должен застать тебя в таком виде.