Обещание острова - Софи Таль Мен

Ее расслабленное лицо с приоткрытым ртом и закрытыми глазами было в нескольких сантиметрах от его лица; Алексис боялся пошевелиться, чтобы не разбудить ее. Теплое дыхание Оливии ласкало его шею, простыни пропитались ее ароматом, и он подумал, что ничего на свете не заставит его шевельнуться. Ничего кроме решения покинуть остров, которое он недавно принял, перед тем как хлопнуть дверью кабинета. Он смотрел на нее, и этот отъезд начинал казаться ему слишком поспешным, даже абсурдным. Разве они с Оливией только что не преодолели важный этап? Придя сегодня в полдень пообедать, он не рассчитывал на такой прием. Молодая женщина наконец-то открылась ему, отбросила недоверие, и он с благодарностью принял подаренное ему удовольствие. Когда он вспоминал произошедшее, оно казалось ему нереальным. Простота, с какой она впустила его в свой дом. Хохот и веселье за обедом, хитрые взгляды Оливии. Его влечение к этой женщине выходило за рамки разумного. Как и желание в тот же миг покрыть ее тело поцелуями и опять услышать ее стон. Снова и снова.

– Оливия?

Она похлопала ресницами, потом внимательно заглянула ему в глаза.

– Я бы с удовольствием никуда тебя не отпустила, но тебя ждут пациенты, – сказала она, широко улыбнувшись.

Он заложил руки за голову.

– Никто меня не ждет, Оливия.

– Как это?

– Моя работа здесь закончена… Мне не удалось сказать это тебе раньше, но сегодня вечером я возвращаюсь в Брест.

Она подняла голову и оперлась о локоть.

– У меня такое впечатление, что ты со мной уже несколько раз прощался, или я ошибаюсь?

– Да, я помню… Но тогда я просто хотел узнать твою реакцию. А сейчас я действительно уезжаю… Надо как можно скорее позволить Яну действовать самому.

Алексис пообещал себе, что о причинах своего неожиданного отъезда будет говорить уклончиво. Ведь Оливия так уважает дока, и он решил не вдаваться в подробности, тем самым разрушая его образ. Но грустное лицо рядом требовало более детальных объяснений. Оливия хотела быть уверенной, что ей не в чем себя упрекнуть. Знать, что она нужна ему и необходимость покинуть ее разрывает ему сердце. И мало-помалу Алексис рассказал ей о сложности сосуществования с хозяином кабинета, о непрекращающихся придирках, ударах ниже пояса и о ссоре, которая за всем этим последовала.

– Я предпочитаю уехать прямо сейчас, пока окончательно не возненавидел его, понимаешь?

Алексис опасался ее реакции. Оливия должна обидеться на него за такое поспешное бегство, разве это не было бы логично? После того как она подарила ему себя? После того как она только-только начала ему доверять? Но нет, Оливия вроде бы не рассердилась. Она даже улыбнулась, услышав рассказ о том, на какие хитрости способен док, лишь бы довести Алексиса до белого каления.

– Меня это не удивляет. Для Яна всегда была невыносима мысль, что кто-то может его заменить.

– Я это заметил.

– Ян – редкий экземпляр! Не знаю, что ему стукнуло в голову, зачем он начал изображать секретаря. Как ни крути, это должно было плохо кончиться.

– Мне тяжело вот так уезжать.

– Ничего, он придет в себя. Будет ему наука!

– Я не за него беспокоюсь… Мне неловко перед Маттье. И перед тобой, – добавил он, обняв ее.

Она уткнулась лицом ему в шею.

– Тогда оставайся!

– Не могу, прости.

– Я уверена, что он извинится. Ян иногда вредничает, но он хороший человек. Правда хороший!

– Но все так и планировалось, Оливия… Мое место не здесь.

– А можно узнать, где оно, твое место?

– Уж точно не в медицинском кабинете старого ворчуна в качестве мальчика для битья.

– Алексис… Если ты сбежишь, выйдет, что он прав.

– Да, знаю. Но у меня нет ощущения, что я сбегаю… Я просто завершаю свой контракт, – уточнил он, разжимая объятие, чтобы заглянуть ей в глаза. – Это логичное развитие событий, вот и все.

– Логичное развитие событий, – задумчиво и грустно повторила она. – Что ж, тебе виднее.

Алексис молча оделся, собрав раскиданные по комнате вещи.

– Тут, кажется, пронесся ураган! – Он попробовал разрядить атмосферу, но Оливия окончательно утратила улыбку.

Завернувшись в простыню, она в этом «наряде» проводила его до крыльца, не стесняясь и не смущаясь – сплетен она не боялась. И тут со второго этажа донесся тоненький голосок:

– Ма-ам?

– Все хорошо, милая, я сейчас приду, – успокоила она дочку.

Сердце Алексиса сжалось.

– Поцелуй от меня Розу… И Олю тоже.

Она кивнула, попыталась улыбнуться, потом помрачнела, когда он принялся готовиться в путь: повесил пустую корзинку спереди, отправил собаку назад. Перед тем как сесть на велосипед, он мгновение поколебался. Потом вернулся к ней и резким движением распахнул простыню. С распущенными волосами и в белой тоге она была похожа на греческую богиню. На богиню, которая открыла ему свою подлинную сущность – чувствительную, нежную и более хрупкую, чем она обычно показывала. И Алексис не удержался, обнял ее в последний раз.

– Не хочу, чтобы ты уезжал с сожалениями, Алексис, – прошептала она севшим голосом.

– Ты о чем?

– Не хочу, чтобы ты жалел о своем приезде на Груа…

Он прижал ладони к ее вискам, притянул голову и поцеловал на прощание. Это был легкий поцелуй, он лишь коснулся ее губ, потому что был невероятно взволнован.

– Совсем наоборот, Оливия… Уверяю тебя. Знала бы ты, в каком состоянии я сюда приехал.

– Ма-ма-а-а!!!

Роза все настойчивее звала ее, и Оливия отступила, чтобы пойти к дочке, но в последнюю минуту попросила его:

– Перед тем как поехать в Ле-Бур, сделай, пожалуйста, маленький крюк. Осталось единственное место, которое я не успела тебе показать.

– Я боюсь опоздать на паром.

Но она продолжала настаивать:

– Ты должен до отъезда увидеть пляж Пулзьорек, это важно!

– Почему?

– Чтобы у тебя появилось желание вернуться.

Алексис немного постоял за кустами, любуясь пейзажем: цветущий английский дрок над скалами, тени утесов в море, волны, облизывающие песок. Название Таити-Бич как нельзя лучше подходило пляжу с его бирюзовой водой и белым песком. Да, Оливия была права: бухта стоила того, чтобы сюда заехать. Еще как стоила! И напротив, тоска, которая навалилась на него на обратном пути, показалась ему несоразмерно большой, и он сказал себе, что в одном она ошиблась. Это роскошное место не оказало никакого влияния на его желание или нежелание вернуться на Груа. Нет. Если он однажды вернется на остров, то только ради нее. Именно ради нее.

Часть четвертая

Я называю счастьем любой отрезок времени, когда радость кажется возможной