Кризис чужого возраста - Маша Трауб

– Конечно, как скажешь. Обещаю, все разберу. Тебе понравится! – горячо заверила мать.

Следующие дни и правда были хорошими. Съездили в магазин, мама выбирала баллончики с краской, кисти, лак, грунтовку и еще кучу всего. Тома видела, что мама счастлива. В первую очередь обещала отреставрировать комод. Потом взяться за стулья. Просила узнать, как организовать перевозку мебели. Тома кивала. Уезжала со спокойным сердцем. Мама позволила разобрать часть вещей, которыми была завалена бывшая детская, ни слова не сказав против. Тома решила, что новое занятие, увлечение, хобби поможет маме продержаться в реальности еще некоторое время и отсрочит болезнь.

Она опять приехала после звонка соседки. Тетя Вера сказала, что Катя ее не узнала. Тридцать лет прожили на одной лестничной клетке. Соседка хотела уточнить, не нужно ли чего в магазине – все равно туда шла, они часто друг друга выручали. А Катя ее не узнала, кричала, что ее хотят ограбить и обмануть. Весь подъезд взбаламутила, полицию вызвала. В квартиру никого не пускала. Выглядела совсем плохо.

Тома снова взяла на работе отпуск за свой счет и полетела на родину. Опять тряслась в автобусе, опять шла с чемоданом от остановки. Было нестерпимо холодно. Тома поехала в обычной зимней куртке и пожалела, что не надела пуховик, рассчитанный на минус тридцать градусов. Шапка не спасала от ветра, а шарф все время разматывался. Тома шла знакомой дорогой и не понимала, как выдерживала это в детстве. Как вообще кто-то может переносить такой климат? Как здесь вообще выживать? Без света, в вечно промозглой темноте, от которой хочется или повеситься, или утопиться. Только топиться негде – рядом ни озера, ни речки.

Тома готовилась к худшему – мама не откроет, не узнает. Но мама радостно распахнула дверь после первого же звонка и еще долго причитала – как же хорошо, что дочь приехала. Никаких признаков болезни Тома не заметила. Напротив, квартира казалась убранной, точнее, организованной по вкусу матери. Тома даже ахнула. Та самая пластмассовая лейка теперь висела над головой – мама соорудила из нее светильник. Из носика торчал букет ромашек. Старый комод мама отреставрировала, расписав цветами лаванды. Тома и не подозревала, что мама умеет рисовать. Но самое удивительное ждало ее на кухне, в которой на потолке появилась подвесная балка, украшенная крошечными детскими носочками.

– Это твои, – сообщила мама, поймав взгляд Томы. – Я не могла их выбросить, рука не поднималась. Правда красиво?

Оставалось лишь кивнуть – это действительно было красиво и очень необычно.

– Раздевайся, куртку можешь повесить сюда, – предложила мама, и Тома опять замерла. Вместо старой вешалки в коридоре появился манекен. Как в швейных мастерских. Манекен тоже был старый, но мама его покрасила золотой краской. На нем висели какие-то немыслимые бусы, многоярусные, переплетенные явно специально, а не случайным образом. Мама взяла куртку Томы и накинула на манекен. Это было красиво. – Так ведь лучше, чем наша старая ужасная вешалка? Она мне никогда не нравилась. Прихожую я тоже выбросила.

Тома кивнула. У всех в квартирах были одинаковые прихожие – прибитые к стене основания с крючками, под ними – крошечное сиденье, а рядом несуразная тумбочка, слишком большая для маленькой прихожей, и зеркало, слишком маленькое по сравнению с тумбочкой. Но другую прихожую было не достать и не впихнуть в три квадратных метра. Наверное, предполагалось, что человеку нужны одно пальто и одна куртка. И две пары обуви на все сезоны, судя по размерам стандартного обувного шкафа.

А еще во всех квартирах на кухне стояли кухонные уголки – диванчики перед столом. Они считались особым шиком и жутким дефицитом. Диваны, обитые искусственной кожей, быстро облезали, покрывались трещинами и складками. Столы из гарнитура начинали шататься буквально после месяца использования. Они, по сути, ничем не отличались от стоящей в спальне некогда модной тахты, под ножки которой приходилось подкладывать книжки – особенно хорошо держали основу кровати собрания сочинений. Кухонные уголки были тесными, неуютными. Все старались занять место с краю, чтобы выйти покурить, когда захочется. Иначе приходилось продираться через соседей. Они во многом напоминали салоны самолетов – ноги не вытянешь, сидеть, развалившись, не получится. Ешь то, что дают, точнее, оказавшееся рядом. Разговаривать тоже получается только с соседями справа и слева. Чокнуться и выпить с тем, кто понравился, не получится – стол мешает. На нем громоздятся закуски в три слоя – места мало. Показатель благосостояния и шика. В оливье всегда оказывается слишком много майонеза, забивающего вкус старой колбасы, смешанной с курицей. А в селедке под шубой всегда оказывалась самая дешевая селедка, вкус которой не перебить ни яйцом, ни свеклой, неизменно старой и сморщенной. Молодую свеклу в их городе сроду не видели. Мясо на горячее всегда оказывалось жестким как подошва. Никто не жаловался. Мясо все-таки. Кто-нибудь из гостей приносил капустный пирог или пирожки, и именно они первыми сметались со стола. Ими и закусывали. Капуста в их городке отчего-то не переводилась. Девочки в школе свято верили, что от капусты вырастет грудь, а взрослые женщины точно так же были убеждены, что малосольная капуста способствует похудению. Что, впрочем, имело основания. Если смешать малосольную капусту с грибами неизвестного происхождения – как минимум очищение желудка было гарантировано. Как максимум – попадание в больницу и строгая диета. Все мужчины, попадавшие в городок, становились заядлыми грибниками, так что дамы могли рассчитывать на очистительный комплекс. Сплетничали, что некоторые его не выдержали, умерли от отравления, но об этом старались не вспоминать.

– Твоя комната готова. Я будто чувствовала, что ты приедешь, навела там порядок, – торжественно заявила мама.

– Спасибо, – ответила Тома.

Свою детскую комнату она не узнала. Просто арт-инсталляция. Там стоял еще один манекен, но уже с головой – видимо, мама нашла его помойке рядом с магазином одежды. Шляпка с вуалью, старые солнечные очки, непозволительно откровенный топик, снова бусы, но уже на талии, кожаная юбка – Тома точно помнила, что у нее такой не было. Манекен выглядел модно и современно. Тома, стягивая старый любимый свитер, пообещала себе его выбросить – уже весь в катышках. Растянутый и выстиранный до состояния тряпки. Давно пора избавиться.

На кровати лежало новое покрывало – то ли ковер, то ли толстый плед. Явно найденный в комиссионном магазине. В городскую комиссионку обычно несли вещи из категории «на тебе боже, что нам негоже». Иногда Тома видела свою старую куклу в руках малышки с четвертого этажа. А старые занавески на кухне у