С четырех сторон - Шрикришна Аланахалли

Мои невеселые размышления прервала Ситабай, спросившая:

— Наверное, все вы переедете теперь к твоему старшему брату в Бомбей?

— Не знаю, не решили пока.

— Ну, ясное дело, переедете. Любой бы поехал — было бы куда. Сколько можно жить в доме Патила? — Лицо Ситабай выражало явное огорчение по поводу того, что самой ей не к кому уехать.

Погорельцы, поселившиеся в храме, продолжали заниматься своими домашними делами. Вскоре они забыли про меня. Я поднялся и пошел дальше.

На камне, прислоненном к дереву ним, что росло возле деревенских ворот, сидел Есвара и гладил щенка. Увидев, что я подхожу, он встал, поздоровался и пригласил посидеть.

Есвара был чуть старше меня и жил по соседству с нами. Его хижина находилась в двух шагах от нашего дома. Как и Нандавади, наша деревня не делилась на отдельные порядки, сплошь населенные людьми одной касты и носящие названия «улица брахманов», «улица кошти», «улица дешмукхов». У нас в деревне люди строили дома там, где им удобно. Прямо за домом Рамукеки находились хижины неприкасаемых. Рамукека мог, не выходя из дому, позвать оттуда работников. А все дома вокруг жилища Бхуджанги принадлежали кунби-ремесленникам. Позади его дома стоял дом гончара.

Усадив меня на камень, Есвара сел напротив прямо на землю. Он даже склонил голову набок, всем видом показывая, что готов ловить каждое мое слово. Озабоченным и серьезным тоном, не слишком подобающим его возрасту, он спросил:

— Ты, наверное, слышал, что у нас произошло?

— Слыхал кое о чем. Ты был тут, когда подожгли наш дом?

Есвара молча кивнул головой. Опустив глаза, он подбирал с земли камешки.

— Как же все это было?

Есвара посмотрел в сторону, помолчал, потом решился. Усевшись поудобней — раньше он сидел на корточках, а теперь сел по-турецки, — он разложил камешки на земле перед собой и приступил к рассказу:

— По правде говоря, до нас еще раньше дошли слухи, что сюда собираются нагрянуть люди из других деревень и учинить беспорядки. Но никто не принял это всерьез. Каждый рассуждал так: «С какой стати придут они в нашу деревню? Ведь мы им ничего худого не делали!» Ни вы, брахманы, ни мы, рамоши, ни люди других каст — никто ничего не предпринимал. И вот рано утром — люди только завтракали — глядь, несется толпа, как ураган. У главаря двуствольное ружье и патронташ, набитый пулями. С криками: «Джай! Джай!» — всей толпой врываются в деревню. Хватают по дороге нескольких наших парней и подростков и заставляют их показывать дома брахманов. Вламываются в эти дома, женщин и детей гонят вон, поливают все вокруг керосином и поджигают. Многие из их братии принялись вещи разворовывать — все, что под руку попадалось. Повыбрасывали наружу горшки да сковороды, простыни да матрасы. Несколько бедняков, вроде меня, столпились вокруг, смотрим. Эти пришлые и говорят: «А ну, забирайте их вещички себе!» Нашлись такие гады, которые позарились на чужое добро и давай растаскивать его по своим хижинам. А люди почестней говорят их вожаку: «Скажи, Патил, куда нам деваться завтра, если сегодня мы заберем эти вещи? Ты пришел и ушел, а нам здесь жить». Тогда пришлые отходили этих честных людей палками и вразумили: «Берите вещи и ни о чем не думайте! Теперь брахманов бояться нечего! Ну, чего трусите?»

— И что же, наши деревенские стали брать эти вещи?

— Кое-кто брал. Что им оставалось делать? Не стали бы брать — получили бы палкой по спине. У нас ведь народ — трус. Многие брали вещи просто со страху.

— Что же вы не попытались остановить их, когда они поджигали наш дом?

— Нет, мы пытались. Бхима, Шрипати и я поклонились им и попросили: «Пожалуйста, не сжигайте этот дом. Его хозяева никому не делали зла».

— Ну а они что?

— Плевать они хотели! Всыпали нам палками и оттолкнули в сторону. Твой брат как раз пошел в деревню к тестю, чтобы жену свою домой забрать. Так один из них содрал с него куртку. А в кармане — кожаный бумажник с семьюдесятью рупиями. Забрали. Видят, у него пара колец на пальце. «Снимай!» — говорят. Делать нечего. Стал твой брат снимать кольца, а они, как на грех, не слезают. Тогда кто-то из них поднимает топор и грозится: «Ах, не слезают? Так я мигом палец оттяпаю!» Где же тут справедливость?

— О какой справедливости ты говоришь, Есвара? Обезумевшая толпа подобна чудовищу Кабандху из «Рамаяны» — безголовому, одноглазому, но с длинными-предлинными ручищами.

— Верно, верно. Потом эти люди велели ему сказать, где он хранит в доме деньги. Учитель-сахиб им и говорит: «Нет у нас денег. Сами ищите». Тогда эти громилы вломились к вам в дом, велели твоим убраться. Твои все вышли наружу — мать, отец, дети. Ну а те обыскали весь дом, вытряхнули из него ваши вещи, полили его со всех сторон керосином и поднесли спичку.

Шрипати увидел из своей хижины, как мы сидим и разговариваем, и медленно, заложив руки за спину, направился к нам. Поздоровавшись со мной, он первым долгом спросил:

— Когда ты пришел?

— Сегодня утром.

Взглянув на него, Есвара сообщил:

— Ваши семейные боги четыре дня простояли в доме Шрипати. Вот спроси у него.

— Правда, Шрипати?

Шрипати уселся, тщательно оправил свое дхоти. Откашлявшись, он начал рассказывать:

— Ужасные тут вещи творились. Ничего подобного в жизни не видывал. Ваш дом запылал. Мы смотрели. Рядом стояла твоя мать. Вдруг она и говорит мне: «Шрипати, спаси хотя бы наших богов. Беги же!» Что делать? Вбегаю в горящий дом. Внутри полно дыму, ничего не видать. Ощупью пробираюсь туда, где у вас семейные боги стоят, складываю их в край дхоти и скорей наружу. Ставлю я ваших богов перед твоей матерью и спрашиваю, куда их отнести. А матушка твоя и говорит: «Отнеси их к себе в хижину. Скажи им, что дома брахманов сожгли и пусть они поживут теперь в лачугах рамоши». Ну что я мог ответить? «Разве я могу это сделать?» Тут она как крикнет: «Сейчас же неси их к себе домой!» Ну, я бегу прямиком домой с вашими богами в руках. Остановился у порога и кричу жене: «Найди в доме уголок получше, прибери его и укрась. У меня в руках — семейные боги Кулкарни». Так и не входил в дом, пока она прибиралась и украшала место для богов. Как только она управилась, я поставил ваших богов на блюдо, а блюдо отнес в тот угол. Детишек предупредил: «Смотрите не убивайте сейчас птиц и не приносите их домой, чтобы сварить или зажарить. Пока тут