Господин Моцарт пробуждается - Ева Баронски

— Веселый можешь быть дома, — набросился на него Петр, — но не можешь так говорить с Эдвардом Ауэрбахом! Мой Боже! Такий шанс есть раз в жизни, и ты его упускаешь!

— Да кто такой, черт подери, этот Ауэрбах, что вокруг него столько шуму?

Взгляды Петра и Либермана снова спустили его с неба на землю, да и земля оказалась зыбкой кромкой, краем обрыва. И снова он пожелал, чтобы можно было сделать шаг назад и хоть на миг вернуться в свой мир, где он чувствовал себя дома и где почва была надежной.

Петр повернулся и сообщил ему голосом, в котором слышалось благоговение:

— То есть шеф фонда Ауэрбаха. Великий меценат музыки, — он вздохнул, — но ты и правда болван, пшиячель!

— Что ж, ежели где что есть про нашу честь, пусть оно достанется лучшему. А иначе — мне до тех денег и дела нет, — и Вольфганг взял себе новый бокал из тех, что разносили на подносах. — Раз никто уже не предполагает у меня хороших манер, так, верно, я обойдусь и без них.

Он повернулся и стал прокладывать себе дорогу через толпу, туда, где собрались музыканты, чокнулся со всем оркестром и в конце концов пристроился пить с дирижером, называл его к концу вечера «Грегор» и, пьяный от вина и общения, пообещал сочи нить несколько концертов для струнных и принял приглашение выехать с оркестром в турне на пароходе по Черному морю.

На следующее утро, когда Вольфганг проснулся, голова раскалывалась, а Петр уже сидел за столом с кружкой кофе. Но вместо ожидаемого нагоняя друг с довольной миной потряс перед ним газетой.

— Две строчки пишут про деньги, сколько собрали обществу слепых, одну фразу про оркестр, и семь строк про новое открытие фантастичного пианиста Вольфганга Мустермана!

* * *

— У тя закурить не найдется? Пожалста, сигаретку? Мелочи дайте, сколько не жалко?

Анджу подняла глаза и помотала головой.

— Ну-ну, извини… — бродяга тут же отвернулся и свернул за угол.

Анджу полезла за носовым платком. Наверно, выглядит она ужасно, если даже попрошайки в метро, рассмотрев ее, тактично отходят.

Интересно, Энно и Йост уже дома? Она посмотрела на часы на табло. Поплакать от души невозможно даже в том месте, которое служит ей домом. При мысли о том, что с новой квартирой тоже ничего не получится, у нее опять навернулись слезы. А как хорошо все было в воображении: уютное жилье, без этих парней с дружками, устроивших из квартиры проходной двор и, похоже, никогда не слыхавших о личном пространстве.

Кончай реветь, мысленно велела она сама себе. Просто твоя работа не вяжется со словом «надежность», это было известно с самого начала. На исследовательские проекты по зоологии почти никогда нет денег; их финансируют на ограниченный срок, что будет дальше — одному Богу известно. Но на этот раз в хорошем исходе были уверены все, даже ее профессор, которая руководила проектом и несколько лет добивалась продления гранта. Еще несколько недель, а потом Анджу останется без зарплаты, и тогда она еще порадуется, что у нее такая дешевая комната. Она прищурилась, но сквозь пелену слез видела все равно нечетко — и ступила на эскалатор.

Что же дальше? По крайней мере, появится свободное время, в кои-то веки, она напишет статью, которую откладывала уже несколько месяцев. Мысль перескочила на препараты из последней поездки в Индию, которые так и лежали без дела на стеллаже, и не успела Анджу заметить, что эскалатор кончается, как зацепилась каблуком, споткнулась, хотела схватиться за поручень, но промахнулась. Проклиная высокие каблуки, она почувствовала, что падает и что ее подхватили за плечо и за талию.

Приятный запах тела, подчеркнутый теплой нотой туалетной воды — так что в первый момент ей показалось, что она встретила близкого друга. Когда чужая рука ласково провела по спине, словно в утешение, у нее возникло такое чувство, словно она снова падает — и снова дает себя подхватить.

Она мгновенно собралась, выдавила «спасибо», поправила юбку и подняла взгляд. И тут же испугалась: перед ней светились чудесные аквамариновые глаза того музыканта, которого она недавно собственноручно выставила за дверь.

* * *

Женщина-птица! С колотящимся сердцем Вольфганг обернулся ей вслед — а она испуганно улыбнулась и убежала на Хюттельдорфскую линию. Правда, она обернулась еще раз и, несмотря на явное горе, смотрела любопытным, почти теплым взглядом. Радость и страх смешались, превратившись в сладкое беспокойство, которое, он знал наверняка, утихнет не скоро. Дойдя до Blue Notes, он принял решение, которое сопровождало его весь день, как верный друг, и с ним он забыл ноющую досаду, не утихавшую несколько дней.

Концерт имел громадный успех, а он не получил ничего, кроме неуклюжего фрака и панталон не по росту.

— Мустерман, наберитесь терпения, — попытался утешить его Либерман, впрочем, взгляд его не оставлял сомнений в том, что поведение Вольфганга в отношении возможного мецената и есть та губительная причина, по которой до сих пор не было никаких результатов, кроме плана турне.

Ну что ж, он хотя бы съездит на Черное море, ведь даже в былых путешествиях он этого моря не видал.

Он толкнул дверь Blue Notes, поздоровался с Черни, сунул нос на кухню и отвесил низкий поклон поварихе Терезе — рослой, как мужчина, на которую тем не менее (или как раз поэтому) заглядывались все мужики.

Тереза лукаво подмигнула, и он осмелился приобнять ее, немного пригнуть к себе и потрепать по щеке.

— Ты самая милая и самая добрая, моя Терезочка, из милейших лучше всех, и знаешь это лучше всех, правда, добрейшая?

Она рассмеялась и пихнула его локтем.

— А мои ньокки — самые вкусные, да? Ну, поиграй сегодня лично для меня — или хоть сделай вид. Думаю, тогда у меня останется лишняя порция.

Он почти ничего не знал о Терезе, просто она нравилась ему, как может нравиться паренек, всегда готовый пошутить. В предвкушении трапезы он сел за синий рояль и погрузился в вариации на волшебную мелодию: с тех пор как он повстречал женщину-птицу, эти звуки неизменно приводили его сердце в бурлящий восторг. Но посматривал он и в сторону стойки. Хозяин не появлялся, Черни возился один: по всему кафе гонял, как кур, двух девчонок-официанток. Было довольно поздно, когда бармен наконец поставил Вольфгангу на рояль бокал вина, заметив с