Книга Гусыни - Июнь Ли

Я всегда всплывала, будто рыба-урод со слишком большими плавательными пузырями. Коровы боялись ее – они вздрагивали еще до того, как она замахивалась палкой. Ее не кусали собаки. Пчелы в лесу жалили только меня.

Некоторые рождаются с особым кристаллом вместо сердца. Нет, я говорю не о колдовстве, но остается загадкой, как такие люди, внешне ничем не отличаясь от других, плывут по жизни без болезней, травм или разбитых сердец. Их немного, и Фабьенна – одна из них. Была одной из них. Была, пока не попала в ловушку деторождения.

Кристалл вместо сердца творит чудеса. Для других.

Но тогда я этого не знала. В день, когда мы в темноте постучались в дверь месье Дево, я всего лишь пыталась удержаться от смеха. Невежливо смеяться в лицо мужчине в день похорон его жены.

Месье Дево открыл не сразу. Фабьенна велела мне снять одно из моих сабо. «Зачем?» – спросила я, но я часто задавала вопросы машинально, не ожидая ответа. Я протянула сабо ей, и она заколотила в дверь твердой резиновой подошвой.

Месье Дево спросил из-за двери:

– Кто там?

– Это мы, – отозвалась Фабьенна.

Я не была уверена, знает ли месье Дево, кто мы такие, но, возможно, все живые показались бы ему в тот день на одно лицо, когда он ждал призрак умершей жены, а призракам стучаться не обязательно. Говорили, что он любил свою жену. Если мужчина любит женщину, а она умрет, будет ли он так же сильно любить ее призрак? Пока мы стояли там, мне хотелось задать этот вопрос Фабьенне. Это был один из таких вопросов, над которыми нам нравилось размышлять.

– Чего вы хотите? – спросил месье Дево.

– Мы хотим с вами поговорить, – ответила Фабьенна.

– О чем?

– Сначала впустите нас, – сказала Фабьенна. – Это секрет. Нельзя, чтобы кто-нибудь нас услышал.

Вот как это сохранилось в моей памяти. Возможно, все было не совсем так, но, выбирая между фактами и воспоминаниями, я всегда доверяю последним. Почему? Потому что из фактов не возникает легенд. А этот визит превратил меня во второстепенный персонаж легенды. Если бы я сказала, что когда-то имела отношение к появлению легенды, мне бы никто не поверил. Но разве задача легенды или предания – убеждать людей в их истинности? Легенда говорит: «Хочешь – верь в меня, хочешь – не верь». Вы можете пожимать плечами, можете смеяться, но ничего не можете с ней поделать. Можете изменить свое мнение или не менять его: в любом случае легенда – это нечто важное, существенное, а вы, не имеющие к ней отношения, – просто ничтожества.

Никто не рождается, чтобы стать легендой. Все младенцы, и неважно, появляются они на свет в сарае или во дворце, нуждаются в одном и том же, чтобы выжить. Позже некоторым хватает ума войти в легенду. Некоторые превращают в легенды других. Но что такое миф или легенда, как не завеса, скрывающая отвратительное или скучное?

Люди часто бывают отвратительными или скучными. А иногда и теми и другими. С миром так же. Мы бы не нуждались в мифах, если бы мир не был отвратительным и скучным.

♦

– И что за секрет вы бережете от чужих ушей? – спросил месье Дево.

В дом он нас не пригласил. Его худощавая фигура идеально заполняла щель приоткрытой двери.

– Мы пишем книгу, – ответила Фабьенна. – Нам нужна ваша помощь.

– Что вы знаете о книгах? – удивился месье Дево.

– Их пишут люди. Разве нет?

– Не такие люди, как вы.

– Это вы так думаете.

– Вы должны уметь писать свое имя и записывать фразы, – сказал месье Дево.

– Она все это умеет, – заявила Фабьенна, обнимая меня за плечи.

Я слегка согнула колени, чтобы не казаться выше. С тем же успехом она могла бы сказать: «Эта корова хорошо доится» – месье Дево было бы все равно.

– Кто пишет книгу? – спросил он.

– Мы обе, – ответила Фабьенна. – Как будто мы один человек.

– Тогда вам нужен псевдоним.

– Что? – спросила Фабьенна.

– Нельзя хотеть написать книгу, не зная, что такое псевдоним, – сказал месье Дево.

– Аньес Моро, – решила Фабьенна. – Мы будем использовать для нашей книги имя Аньес.

– А почему не твое? – спросила я.

– Потому что написать книгу – моя идея, – ответила Фабьенна. – Ты тоже должна что-то дать.

Все это время месье Дево смотрел на нас с нескрываемым презрением. Он был поистине уродлив. С пучками волос, торчащими по бокам головы, с круглыми глазами, прикрытыми тяжелыми веками, он походил на старую изголодавшуюся сову.

– Я собираюсь ложиться спать, – произнес он, а затем пожелал нам спокойной ночи.

Фабьенна просунула ногу в дверь, чтобы он не смог ее закрыть.

– Мы еще не закончили, – возразила она. – Вы поможете нам или нет?

– Я не знаю, как вам помочь.

– У меня все распланировано, – сказала Фабьенна. – Я сочиню истории, Аньес запишет их, а вы сделаете из них книгу.

Месье Дево что-то пробормотал, обращаясь то ли к богу, то ли к покойной жене. Но Фабьенна не убирала ногу, пока он не согласился прочесть то, что мы напишем.

– Видишь, ему просто нужно отвлечься, – сказала Фабьенна позже, перед тем как мы расстались возле моего дома.

– Отвлечься от смерти жены? – спросила я.

– От скуки, – объяснила Фабьенна. – Грустные люди часто не знают, что им грустно и скучно.

♦

– Почему ты хочешь написать книгу? – спросила я Фабьенну.

Мы лежали на травянистом склоне над картофельном полем папаши Гимлетта. Он был так любезен, что разрешал Фабьенне пасти там ее коров и коз при условии, что они не будут топтать его поле. «Добрый христианин» – так называла его Фабьенна, и всегда с насмешкой.

Был государственный праздник, но коровы, козы, свиньи и куры праздники не отмечают. Иногда их по случаю праздника убивают. Но не в этот день. Это был один из тех второстепенных праздников, которые не требуют кровопролития.

– Нас это развлечет, – ответила на вопрос о книге Фабьенна.

Многое развлекало нас в течение одного дня, а на следующий – надоедало.

– Как? – спросила я. – Не вижу, с какой стати написание книги могло бы нас развлечь.

– Ты много чего не видишь, – сказала Фабьенна. – Мы пишем книгу, чтобы другие люди узнали, как мы живем. И поняли, каково это – быть нами.

Обе коровы стояли рядом и жевали так медленно, как будто в их распоряжении было все время в мире и трава никогда не кончится. Их звали Бьянка и Милли, из-за них Фабьенна перестала ходить в школу. Каждый, у кого есть рот, которым он ест, должен был отрабатывать свое содержание – дети, оставшиеся без матери, сталкивались