Ну как там, в Америке-то? Записки швеи-мотористки - Тамара Петровна Москалёва

– Там уже качество-то, наверное, будет не то.

•

«Доллар, онли ван доллар!» («Доллар, только один доллар!») – Чернокожий торгует с лотка у открытого ВЭНа. Штаны ли, рубаха, куртка, свитер, юбка – любая вещь – только доллар. К слову, есть магазины, продающие товар на развес. Иногда дорогой и очень модный и с этикеткой. А тут на углу ещё один чёрный молодец приторговывает «золотом». «Золёто, золёто!» – он большой пятернёй хватает горсть часов-цепей из синей коробки, висящей на шее на манер русского коробейника: «купи золёто».

У книжного магазина «Санкт-Петербург», где полно русских книг и музыкальных дисков, наперерез шагнул мужчина в тонких очках. Тычет мне в нос книжку:

– Замечательная книга. Повести и рассказы. Купите – не пожалеете! Недорого.

Ну, конечно, мне интересно:

– О чём? Кто автор?

– О любви, о крепкой человеческой дружбе. Автор – я!

Открыла. – С первых строк полилась сплошная графомань. «О-ой, не могу…». Аж зубы заболели. Вернула.

– Вот бедняга-то! Чем бумагу марать да время убивать, лучше бы…

– А, может, в этом его счастье на чужбине, – убеждённо говорит Валюха. – Одни в пьянство бросаются, а другие, видишь, пишут. Всё лучше, чем пить-то!

– Ну и купила бы книжку, порадовала человека!

– Денег жалко, да и лишних нету. Идёмте!

А рядом – ещё два книжных магазина, читай-не хочу!

Женщина с огромной сумкой и обветренным лицом путешественницы преградила дорогу. Она вручает визитки туристической фирмы:

– Поезжайте с нами, – начала она телеграфным темпом, – мы вам обеспечим…

Страшный сотрясающий грохот, визг и лязг проезжавшей над головами громадины-поезда заглушил слова женщины. Наконец визг пропал.

– … и только с нашей фирмой не прогадаете, звоните, приходите! – скороговоркой закончила она и уже протягивала свою визитку следующему прохожему: «Только с нами…»

Сбоку от тропинки прямо на асфальте – газета. На ней разложено старьё: бинокль, туфли с узкими задранными носками, как у маленького Мука. Мятое пальто на плечиках, прикреплённых к столбу, платье, кофта с растянутыми рукавами. Старик и старуха торгуют. Он в одной руке держит андатровую и песцовую ушанки, в другой – пышный воротник. У неё на чемоданчике – вязаные носки-варежки, колготки и мохеровые шапки. «Недорого… недорого…» – вежливо созывают покупателя. Рядом с ними ядрёная бабуленция потряхивает белым ажурным платком: «Оренбургский, берите в подарок – тёпленький…» Да, рукодельники! Но в такую-то жару о носках да шапках и думать неохота! А ведь красиво-то как – одно слово: ажур! Через два шага от стариков полная блондинистая леди, похожая на артистку, в тёмных очках и с большим бантом на затылке, продаёт панацею от всех болезней: чайный гриб в банках, девясил и алоэ в горшках и горшочках, стоящих в ряд. Ёрзая на высокой табуретке, громко и подробно объясняет, как принимать «лекарство» и никогда не болеть.

«Лекарства-лекарства… русские лекарства! А кому лекарства…» – нервно поглядывают по сторонам лица мужского и женского рода. Почему нервно? Потому что сыщики отлавливают. Лекарства с рук продавать нельзя! К тому же… неизвестно, откуда эти лекарства? Может, подделка, яд, а, может, ворованные, а вдруг, там ещё и наркотики? Одну бабульку лет восьмидесяти судили за торговлю наркотой. Старушонка еле отревела себе условных пять лет. Все газеты бубнили тогда про русскую мафию!

– Пройдите в наш косметический салон! Дама, я к вам обращаюсь, – женщина крутит в руках расписную баночку, – вы с нами станете ещё краше! Я вам гарантирую! – тянет меня за локоть к двери аптеки, – там у нас салон…

– Да отстаньте!

Высоко у самой крыши на облупленной стене трёхэтажки играет на ветру жёлтым пляжем, роскошной виллой с белым парусником и голубым морем-океяном огромная цветастая вывеска. Вывеска горланит: «Во Флориде только мы построим дом вашей мечты! Только у нас вы обретёте своё американское счастье! Торопитесь!»

– Уже бегу! «Где деньги, Зин?» – Роза потрясла карманом, весело зазвенела мелочь, – ага, «что нам стоит дом построить!» Всем – только «давай!» Все зовут, все норовят хватануть мои кровные, но хоть бы один из вас, блин, предложил: «а давай, Розетта, мы отвалим тебе кучу! и будешь ты её лопатой грести и… хватай-торопись – покупай живопись! Бери всё, что душеньке твоей угодно!»

– Ну! Щас… навалим… кучу! – хохотнула я. – Ты чё разошлась-то?

– Да зло берёт!

•

– Вы – еврейка? – подкатил под ноги Розы пейсатый[1] отрок в кудрях и шляпе. – Возьмите молитвенник. Там написано, как хорошо вам будет жить в Раю!

– Ага, молодой! А ты, видать, только что оттуда?

На другой стороне мимо банка, звеня колокольчиком, неровным строем маршируют семеро лысых в жёлтых длинных одеждах и поют. В руках барабаны, тарелки, транспаранты. В чёрной рясе с большим крестом на огромном пузе мимо крупно прошагал поп – рыхлый человек лет пятидесяти, бородатый и рослый. Похоже, он готовится стать матерью.

Измятая нищенка с пропитой морделью и со свалявшейся метёлкой на голове потрясает стаканчиком: «подайте христа ради…» Весь вид её кричит о пережитых страданиях и лишениях. От неё густо несёт мочой. Бедняга смотрит виновато-моляще подбитым глазом, едва шевеля гнилым мокрым ртом с красными опухшими губами. Поодаль нетерпеливо топчется синюшный кавалер. Он поминутно вертит головой, видимо, караулит: нет ли где полицейского. Самому-то просить подаяние, наверное, не подобает.

– Да что же это такое-то! – восклицает Роза. – Ну хоть плачь вместе с ней… Господи, помоги Ты этой бедолаге, если не Ты, то кто же ещё? – Сама подносит доллар, причитает: – Ведь пропьёшь же!

– Знаешь, зачем даёшь… – глядя поверх нас, равнодушно и резонно промямлила горемычная.

– Какая же нечистая сила затянула-то тебя за эти тридевять земель, а? – спросила Роза и тут же, меняя интонацию, попыталась взбодрить нищенку: – Здесь же полно всякой соцзащиты! Да хоть на этом же Брайтоне! Обратись! Церковь есть… община русская. В мэрию, наконец. Много же инстанций всяких – не дадут пропасть!

Женщина потупилась:

– Без тебя знаю. Приводили туда-сюда… но… ничё не хочу.

– Да ты же с ума сходишь, не понимаешь, что ли?! И мужик вон… такой же. Наверно, ещё и детки есть?

Та вздрогнула, и вдруг… щёки её задрожали, рот закривился. Казалось, несчастная вот-вот заплачет. Но она сдержалась и, волком глянув на Розу, тихо рявкнула:

– Не хочу, поняла? И отвали от меня! Прицепилась… т-тоже мне… мать-Тер-реза нашлась…

– О, блин, – отходя, проворчала обруганная Роза, – да ей, похоже, нравится такая жизнь… собачья!

– Как пить дать, – согласилась Валюха, – только не обижай тутошних собачек.

– Слушай, мать-Роза, откуда тебе известно про здешние