Поцелуй змеи - Сюэдун Чжан

заметила, что на пороге скопилось уже семь-восемь учеников. На самом деле времени, отведенного на обеденный отдых, было совсем мало, ребята должны были успеть покушать и поспать, поэтому их следовало как можно быстрее запустить внутрь.

– Я полностью разделяю ваши чувства и так же сильно переживаю трагедию, которая случилась с вашей дочкой. Давайте присядем и обо всем спокойно поговорим, только пройдите внутрь, хорошо? – чуть ли не умоляла Лю Мяомяо.

Однако родительница лишь продолжала громко причитать:

– Я никуда не пойду, пока ты мне все не объяснишь! Моя дочь не могла просто так взять и умереть, ваше заведение должно искупить свою вину…

Наконец ребята, уже успевшие попасть внутрь, и ребята, толпившиеся на пороге, поняли, что это мать погибшей девочки, а потому принялись возмущаться, пытаясь поддержать Лю Мяомяо.

Кто-то крикнул: «Это же ее мамаша!» Другой ахнул: «Ее дочь так ужасно погибла!» Третий подхватил: «Но при чем здесь учительница Лю? Ее дочь сама виновата, что ночью пошла шастать у озера, нечего теперь тут скандалы устраивать…»

Тут толстяк-хулиган обвел всех глазами и, упершись в спину женщины мясистой башкой, заверещал: «А ну, пусти, свали уже с дороги, иначе я сейчас штаны обмочу!» Не ожидая такого жесткого напора сзади, женщина не устояла на ногах и резко ввалилась в помещение. На ее счастье, прямо перед ней стояла подхватившая ее Лю Мяомяо, иначе она вместе с младенцем повалилась бы на пол. Орава ребят, воспользовавшись ситуацией, тотчас с шумом протиснулась внутрь. Мамаша Чэнь Цивэй принялась вопить во всю глотку. Позеленев от злости, она уставилась на Лю Мяомяо опухшими от слез глазами и, оскалившись, яростно закричала:

– Вот они какие, твои ученики, полюбуйся, настоящие бандиты! Было бы странно, если бы с моей дочерью не случилась трагедия!..

Произнеся это, она вдруг снова истошно зарыдала. Шумевшие в классе ученики сразу притихли и стали переглядываться, не зная, что последует дальше.

Лю Мяомяо уже исчерпала все способы успокоить мать Чэнь Цивэй. Понимая, что любые мольбы бессильны, она посмотрела на висевший в углу телефон, по которому обычно связывалась с хозяйкой. Ей пришлось набрать номер несколько раз, прежде чем на том конце взяли трубку. Но едва она доложила о том, что вход в их заведение заблокировала разъяренная родительница, как на нее тотчас посыпалась злобная ругань:

– И поделом! Теперь ты хоть узнаешь, каково общаться со смутьянами. Какого черта ты отправила сообщение в Вичат, теперь пожинай плоды!.. Эх, написать-то это все легко, но справишься ли ты с этим грузом ответственности? Если она сейчас снова начнет шуметь, сразу вызывай полицию. Какой удар для нашего заведения!

С этими словами хозяйка резко повесила трубку. Она по-прежнему всю ответственность валила на Лю Мяомяо, которой овладели страх и обида. Невыносимее всего были истеричные притязания со стороны мамаши Чэнь Цивэй, которые начинали принимать угрожающий характер, поэтому больше всего на свете Лю Мяомяо хотелось сейчас просто куда-нибудь исчезнуть.

В этот момент в помещение бодрой походкой зашел повар Ту. Широко расставив руки, он с ловкостью циркача нес огромный заставленный едой поднос. Заметив голосящую у порога женщину с ребенком, он невольно остановился. Он впервые видел мать Чэнь Цивэй, и от ее заставляющих сжиматься сердце рыданий его словно парализовало. В один миг время для него обернулось вспять, и он вспомнил, как когда-то убивалась его собственная мать.

В те времена его мать, можно сказать, была еще молодой и могла похвастать черными блестящими волосами и прямой осанкой, на лице ее часто играла легкая улыбка. Но когда на их семью свалился злой рок, у нее практически за одну ночь поседели виски, вся она сгорбилась, и с лица ее навсегда исчезла улыбка, теперь на нем были лишь следы неизбывного горя и не просыхающих слез. Поскольку на момент преступления ему еще не исполнилось восемнадцати лет, суд допустил послабление и вместо смертной казни приговорил его к двадцатилетнему тюремному заключению. Во время первого посещения сына мать рыдала до полусмерти; он слышал, как отец с покрасневшими от слез глазами пытался ее успокоить: «По крайней мере нашему сыну сохранили жизнь». Потом возможностей для свиданий с родными стало меньше: здоровье у матери с каждым днем ухудшалось, отец совсем пал духом, а сам он, который прежде всегда был себе на уме, теперь от стыда даже боялся поднять голову. В тот год, когда его наконец выпустили на свободу, его мать тихо покинула этот суровый мир, перед смертью она обронила лишь одну фразу о том, что боится не дождаться возвращения сына. Эти слова ему передали младшие сестры.

После того как он попал за решетку, жизнь их семьи пошла под откос: родственники и друзья отныне и навсегда порвали с ними все связи, репутация сестер тоже была запятнана, им пришлось бросить учебу и вернуться домой. Выдать их замуж также стало проблемой, поскольку разборчивые женихи теперь смотрели на них, словно на гнилые абрикосы: кому хотелось знаться с их старшим братом-убийцей?

В силу своего возраста сначала он отбывал срок в колонии для несовершеннолетних, и только потом его официально перевели в тюрьму. Возможно, из-за несколько утонченной наружности и усердия в работе ему выпало счастье попасть разнорабочим на тюремную кухню, где он подучился поварскому мастерству. Таким как он после освобождения непросто найти работу, если даже таких и брали, то на короткий срок, поэтому несколько лет он сидел дома без дела, пока один из земляков не позвал его работать сюда. Только тогда он, можно сказать, официально влился в обратно в социум.

Очнувшись от оцепенения, повар Ту принялся накрывать на столы. Несколько мальчишек, словно оголодавшие чертенята, схватили палочки и бросились жадно поедать обед. Повар Ту поспешил на кухню за следующей партией. Обслужив всех школьников, он заметил, что расстроенная до слез Лю Мяомяо по-прежнему тихо пытается успокоить женщину с ребенком. Тогда он снова забежал на кухню, не раздумывая положил остатки еды на сервировочную тарелку и передал поднос Лю Мяомяо, одновременно приглашая присоединиться к обеду безутешную родительницу.

Лю Мяомяо, поняв его намек, вежливо обратилась к матери Чэнь Цивэй:

– Это остатки от школьного обеда, может, присоединитесь?

Она произнесла эти слова еле слышно, однако повар Ту услышал в ее голосе беззвучные слезы. Ему снова вспомнилось ее вчерашнее ночное послание в Вичате. На всем белом свете, наверное, только он мог почувствовать, как сильно мучается Лю Мяомяо.

Однако мать Чэнь Цивэй внезапно снова впала в истерику. Она с такой силой пихнула локтем Лю Мяомяо, что все содержимое тарелки выплеснулось