Дым над тайгой - Станислав Васильевич Вторушин

вопроса, члены бюро раскрыли папки, зашелестели бумажками. Если в первое мгновение все они показались Остудину похожими на одно лицо, то теперь он этого бы не сказал. Каждый представлял из себя индивидуальность. Объединяли их только лежавшие перед ними папки из искусственной кожи с тисненым обозначением: «Материалы к бюро РК КПСС». Казаркин тоже переложил в своей папке бумажки с одной стороны на другую, поднял голову и сказал:

— Докладывай, Валентин Павлович. Мы тебя слушаем.

Директор райпищекомбината Валентин Павлович Нагишин, как и Фокин, был выдвиженцем Казаркина. До этого несколько лет заведовал общим отделом райкома. Первого секретаря привлекала в нем одна черта — Нагишин был убежден, что тот, кто хотя бы немного поработал в районной партийной системе, с любым делом районного масштаба справится лучше, чем присланный со стороны. Для этого были основания. Такой человек хорошо знал местную обстановку, был знаком со всеми руководителями, его слову верили. Как складывались его дела потом — вопрос особый. Но поначалу было именно так.

Нагишин отличался от Фокина тем, что у него всегда было полно самых разнообразных идей. И в отличие от бывшего сослуживца оказался как раз на том месте, которое вроде бы только для него и предназначалось. Посоветовавшись с Казаркиным, он без чьей-либо помощи организовал заготовку кедровых орехов, уговорил домохозяек собирать и сдавать комбинату дорогие грибы и клюкву. Для переработки грибов-ягод комбинат оборудовал специальный цех.

Последнее время первый секретарь иногда даже сдерживал инициативы Нагишина — до него дошли слухи, что на Валентина Павловича уже положили глаз в области. С одной стороны лестно, что твоих выдвиженцев замечают, а с другой — отдавать их на сторону не хочется. В районе тоже кому-то надо работать. Тем более что идеи в Нагишине кипели, как вырвавшееся из бутылки шампанское. Вот и сегодня, готовясь к бюро, Валентин Павлович преподнес Казаркину совершенно неожиданную идею.

Нагишин сидел как раз на стыке столов. И когда он поднялся, одна его рука оказалась на столе Казаркина, другая — на приставном. Приставной стол был ниже, и потому руки Нагишина, оказавшиеся на разных уровнях, напомнили Остудину крылья подбитой птицы. Такое впечатление сложилось, может быть, еще и потому, что свою речь Нагишин начал неуверенно и смущенно. Так же неуверенно, как ее закончил Фокин. И Остудину подумалось, что и второй вопрос завершится просьбой к райкому о помощи. Но он ошибся.

— Мне думается, — сказал сочным баритоном Нагишин, — что мы с вами почему-то проходим мимо такого источника дохода, который можно сравнить только с золотой шахтой, — как опытный оратор, который привлекает к себе внимание перед решающей фразой, он сделал паузу и, слегка прихлопнув ладонью по столу, произнес: — Почему мы до сих пор не открыли винное производство?

Остудин увидел, как у некоторых членов бюро вытянулись лица. На несколько мгновений в кабинете воцарилась такая тишина, что не было слышно даже дыхания сидящих за столом. В глазах Казаркина мелькнули огоньки, но первым начинать разговор он не стал, ждал, когда это сделают другие. Наконец после долгой паузы кто-то неуверенно спросил:

— А из чего же вы будете делать это вино?

— Из клюквы, — мгновенно ответил ждавший этого вопроса Нагишин. — Ее на наших болотах для всей страны хватит. Напиток, могу вам доложить, отменный. На всякий случай я принес с собой фляжку. После бюро можно будет продегустировать. И название хорошее придумали — «Клюковка».

Остудин до этой минуты молчал. Считал, что не имеет права вмешиваться в ход обсуждения. И не только потому, что не является членом бюро райкома. Он не знал ни одного из тех, кто сидел вместе с ним за длинным столом. Между ними наверняка возникли свои взаимоотношения, многие из них понимают друг друга с полуслова. И голос чужака может прозвучать здесь диссонансом. У них в каждой фразе скрывается подтекст. И вся суть заложена в нем, а не в том, что говорят в открытую. Он прекрасно понимал это и все-таки не выдержал:

— И сколько же вина вы собираетесь делать? — спросил Остудин.

— Сто тысяч литров, — не задумываясь, ответил Нагишин. — Это в три раза увеличит наш товарооборот. А если учесть, что спирт для производства вина мы будем покупать в райпотребсоюзе, товарооборот в районе возрастет примерно на треть.

Но Остудин уже не слушал его. «Господи, — думал он. — Ведь я искренне полагал, что в райкоме только и заняты тем, как помочь людям. А они хотят утопить в вине весь район. Сколько семей разрушит их «Клюковка», сколько детей сделает сиротами? Неужели они не понимают этого?»

Он вспомнил двух парней, вломившихся к нему в приемную и требовавших продать водку, и стал лихорадочно соображать, что следует предпринять, чтобы винное море, вырвавшись из ворот райпищекомбината, не захлестнуло его поселок. Ведь тогда вместо буровых ему придется строить вытрезвитель, создавать свою милицию. Остудин понимал, что в этом кабинете все зависит от Казаркина, поэтому с напряжением смотрел на него.

— Не слишком ли ты размахнулся, Валентин Павлович? — спросил Казаркин. В его голосе звучало неприкрытое сомнение, и у Остудина немного отлегло от души.

— Думаю, что нет, — вставил свой голос молчавший до этого сухощавый человек с длинным лицом, обтянутым желтоватой кожей. — Во-первых, вино будем продавать не только в райцентре. Для этого наладим производство бочек. А во-вторых, с его появлением снизится потребление водки.

— А значит, и товарооборот, — сухо заметил Казаркин.

— Относительно водки опасения совершенно напрасны, — авторитетно заявил Нагишин. — Когда мы в прошлом году начали выпускать брагу, некоторые тоже боялись этого. А ведь пить стали больше.

Остудину показалось, что он присутствует на спектакле театра абсурда. Все, о чем здесь говорилось, настолько не вязалось с официальной политикой, что он подумал: не сумасшедший ли это дом? Однако никакого сумасшествия не было. Действия первого секретаря имели выверенную логику.

Обкомовские друзья сообщили Казаркину, что на бюро обкома готовится вопрос о работе торговли. Всех секретарей райкомов, у кого снизился товарооборот, вызовут с отчетами. Это значит, что им будет устроена хорошая головомойка. Казаркину не хотелось попадать в черный список. Вот почему он устроил это заседание. Он должен заявить на бюро обкома, что в его районе товарооборот не падает, а растет. За счет чего — не имеет значения. Главное не это, а цифры. Они скрывают все. Чем выше цифры, тем меньше видно, что находится за ними.

— Если позволите, Николай Афанасьевич,