Дым над тайгой - Станислав Васильевич Вторушин

Остудин понял, что лететь придется, и попросил Машу разыскать Кузьмина. Надо было оставить ему несколько поручений.

В Андреевское прилетели за полтора часа до начала бюро райкома. В аэропорту их никто не встречал, поэтому к главному зданию «нефтяной столицы», как в шутку называли геологи районный центр, направились пешком. День был солнечный, но морозный, как часто случается в начале весны. Снег переливался ослепительным блеском, наполняя воздух запахом свежести.

— Ты как хочешь, а я пройдусь по поселку, — сказал Остудин, посмотрев на часы. — Я здесь первый раз. Заодно и пообедаю.

Краснов свернул в первый же переулок, а Остудин направился дальше, рассматривая «нефтяную столицу». Она оказалась одноэтажной и деревянной и ничем не отличалась от остальных поселков сибирского Севера. Разве что улиц было побольше. Остудин, не торопясь, шагал мимо крепких, срубленных из лиственницы и сосны домов. Первые из них были поставлены здесь еще в начале двадцатого века. Они до сих пор казались прочными, лишь почернели от времени и ненастья. Ни на одном из домов он не увидел ставень на окнах и подумал, что народ в Андреевском живет открыто.

Из улиц Остудин выбрал ближнюю к реке. Она пролегала по высокому берегу, под которым, уткнувшись носами в яр, лежали перевернутые кверху днищами, засыпанные снегом лодки. Некоторые из них угадывались только по контурам сугробов. Рядом с ними мерзли на берегу несколько катеров. За рекой простиралась пойма. Летом — смесь водного зеркала с зеленью тальника. Зимой — бесконечное белое безмолвие. Оно выглядело настолько негостеприимным, что Остудину невольно показалось, будто лодки на берегу обозначают границу жизни. Пространство за ними было абсолютно мертвым.

Несколько минут Остудин вглядывался в горизонт, пытаясь найти там хоть какие-нибудь признаки жизни. Темный дымок над кабиной пробирающегося по глубокому снегу трактора или контуры буровой вышки. Он знал, что за границами этого безмолвия должны работать его буровики. Но ни дымка, ни вышки не было видно.

Дымки вились над крышами домов растянувшейся вдоль берега улицы. Они доносили до Остудина ни с чем не сравнимый запах березовых дров.

Проследив за тем как, постепенно растворяясь, дымки поднимаются к небу, он повернул к центру поселка. Все главные учреждения его находились на одной улице. Еще издали он увидел двухэтажное здание с палисадником, перед которым стояла скульптура Ленина. Остудин понял, что это здание принадлежит райкому.

Времени до начала бюро было много, поэтому он решил пообедать. Тем более что на завтрак была всего чашка кофе и бутерброд с сыром. «Где-то рядом должна быть столовая», — подумал Остудин, шагая вдоль домов наугад. Миновал еще одно двухэтажное здание, на стене которого красовалась вывеска: «Редакция газеты «Северная звезда». Газеты его не интересовали, Остудин, отвернувшись, пошел дальше. У калитки следующего дома прямо на тротуаре лежала мохнатая серая собака. Когда Остудин, поскрипывая снегом, подошел к ней, она лишь приподняла одну бровь, скользнула по нему равнодушным взглядом и снова закрыла глаза. Он понял, что она не уступит ему дорогу. Обойдя собаку, он прошел еще один дом и увидел длинное здание с высокими окнами. Над его крыльцом была приколочена большая вывеска с надписью «Столовая».

Остудин вошел. Посетителей в зале не было, и это удивило его — шел обеденный час. Но он тут же подумал, что в селе люди обедают в основном дома. За раздаточной линией стояла женщина, и Остудину показалось, что она внимательно рассматривала его, когда он снимал шубу.

— Чем сегодня угощаете? — спросил он, подойдя к раздатке.

— Что в меню есть, тем и угощаем, — сухо ответила женщина.

Остудин с любопытством посмотрел на нее. Она была крупной, полногрудой, с выпирающим животом и полными руками. Ее равнодушные, неопределенного цвета глаза смотрели в пространство. И Остудину показалось, что ни до него, ни до других посетителей ей нет никакого дела.

Меню было скудным. На первое — суп с перловкой, на второе — котлета и жареный карась. Зато цены оказались, как в московском ресторане «Пекин», где Остудину два года назад довелось обедать. Котлета шла по цене трепанга, карась приравнивался к запеченной на рожне форели. И он подумал о том, что до сих пор не выбрал времени подробно поговорить с заведующей столовой в Таежном. Там и выбор блюд был несравненно богаче, и цены намного ниже. А ведь условия работы абсолютно одинаковые. «Хлещется Мария Алексеевна с утра до вечера, — пронеслось у него в голове, — а я смотрю на ее работу как сторонний наблюдатель, словно меня это совсем не касается». Бросив еще раз беглый взгляд на меню, он выбрал суп и карася.

Суп оказался мутным, клейким и совершенно пресным. Остудин отхлебнул две ложки, отодвинул тарелку и протянул вилку к карасю. Он был не то что недожаренным, просто испохабленным. Рыбьи бока не лоснились гладкой позолотой, а были выщерблены, и из щербин торчали острые поломанные ребра. Остудин в детстве, как и все мальчишки, был рыбаком. Ему приходилось жарить улов на сковородке, в которую вместо масла наливали воду. Именно при таком способе рыба получала щербины и становилась неказистой. «Воруют, сволочи, не зная никакой меры, — подумал он. — Масла в сковородку даже для видимости не кладут».

Взяв тарелку с карасем, он пошел к кухонной стойке, но там уже никого не было, и он обратился в пространство:

— Люди добрые, есть здесь кто-нибудь?

Из-за перегородки вышла раздатчица, уперев руки в бока, встала против Остудина:

— Чего тебе надо?

— Доведите этого карася до ума, он не прожарен, — Остудин протянул ей тарелку.

— Как не прожарен? — даже не посмотрев на карася, сказала раздатчица. — Для всех прожарен, а для тебя нет?

Трудно сказать, чем бы закончилась перепалка, но в это время из подсобки появилась другая женщина, с высокой прической, одетая в толстую шерстяную кофту, расписанную замысловатым орнаментом.

— Антонина, перестань зубатиться, — сказала она строго. — Поджарь новую рыбу.

Повариха взяла тарелку и, недовольно ворча, направилась к плите. Женщина говорила властно, и Остудин по тону определил в ней начальницу.

— Трудно вам с ней? — кивнув в сторону поварихи, сочувственно спросил он.

— Чего-чего, а характера ей хватает. Но другого повара у нас нет...

Как оказалось, Остудин действительно говорил с заведующей столовой, женщиной деловой, а главное — сообразительной. Шестым чувством она угадала в нем не просто командированного, который сегодня приехал, а завтра уехал,