Дым над тайгой - Станислав Васильевич Вторушин

Оба раза Татьяна отшучивалась: «Я — горожанка, привыкла к асфальту, а у вас здесь весной и осенью грязновато. Если вы только в честь моего приезда декаду асфальтирования поселка объявите...»

Был и третий разговор, уже серьезный. Но ему предшествовало событие, которое заставило Татьяну переосмыслить свои отношения с Андреем.

Он был у нее в гостях, когда погас свет. Чтобы достать свечу, ей надо было пройти между Андреем и кроватью. Когда она мимоходом задела его колени, и он положил ей руки на бедра, она вдруг почувствовала, что если он сейчас толкнет ее на кровать, она ему уступит. Видимо, он это тоже почувствовал, потому что слегка притянул Татьяну к себе. Несколько секунд дышал ей в грудь. Она думала, что он станет ее целовать. Но внезапно его руки затвердели, и он отстранился. Здесь в ней и поднялось чувство благодарности. Желание отдаться прошло.

После того, как зажгла свечу, они целовались. В какой-то момент он прислонился губами к ее уху и шепотом сказал, как о самом трудном и заветном:

— Я так больше не могу. Выходи за меня замуж.

Татьяна ничего не ответила, выскользнула из его рук, обошла стол с дальней стороны, села на стул. Подперла подбородок кулаками и молчала, думая. Теперь она была убеждена, что Андрей ее любит, не права была Светлана, когда говорила, что у Андрея всего лишь одно желание. Если так, сегодня бы он желаемого добился. А она? Если не любит, но позволяет себе так заигрываться, она просто дрянь, и вся ее интеллигентность и воспитанность не могут уберечь от капризной близости с мужчиной. И тут же себя успокоила: это же Андрей. Будь на его месте любой другой, она бы себя так не вела. Значит...

— Как ты себе представляешь такую возможность? — спросила Татьяна.

— Завтра мы идем с тобой в поселковый Совет и расписываемся — так вот я себе представляю.

— Я же тебе сказала, что пока не защищу диплом, об этом не может быть и речи...

Именно это событие предшествовало третьему, уже серьезному разговору Тутышкина. Редактору словно кто-то подсказал, что эту беседу надо начать как раз сегодня. Начал он ее, как всегда, шутливо:

— Ну что, Татьяна, не надумала (они были уже на «ты») до нас снизойти?

Обычно Татьяна отшучивалась: «Лесенка скользкая, по таким ступенькам спускаться боязно». Но сегодня ответила иначе:

— Вы меня приглашаете? Это серьезно?

— Серьезнее не может быть.

— На какую должность?

— Ты же знаешь: у нас нет ответсекретаря. Не нравится секретарство, пожалуйста — заведующей промышленным отделом. Я этого алкоголика, хоть он и «номенклатура», выставлю в два счета.

Татьяна вакансии не отвергла. Хотя и не приняла. Разговор велся в тонах недоговоренности, но тем не менее обнадежил Матвея Серафимовича. Хотя он и не понял причины, изменившей настроение Татьяны. А вот Светлана поняла сразу.

— Ну что, подруга, уговорил тебя Андрей?

— Что ты имеешь в виду? — вскинула на нее глаза Татьяна.

— Да ты не виляй. Это Матвею можешь мозги запудрить, а я — женщина, я знаю, с чего у людей вчерашнее «нет» переходит в сегодняшнее «да». Замуж выходишь?

— Пока нет, — ответила Татьяна.

С Андреем решительный разговор был накануне окончательного отлета Татьяны из Андреевского. Он настаивал идти в поселковый Совет и расписаться. Она ответила:

— Я, может, очень плохая дочь, но без родительского благословения на такой шаг не соглашусь. Почему ты так настаиваешь?

— Потому что не могу без тебя. Если мы расстанемся, я умру.

Татьяна запустила руку в его шевелюру, притянула к себе и поцеловала в щеку.

— Я тоже тебя люблю. Ты не поверишь, как мне хорошо с тобой. Подожди до лета.

— Я боюсь отпускать тебя в Свердловск.

— Я живу там пять лет, и ничего со мной не случилось. Я буду твоя, Андрюша, только твоя.

Ему хотелось взять ее на руки и целовать от макушки до пяток. Таня была для него миром, за границами которого не существовало ничего. Он готов был погрузиться в этот мир и наслаждаться до тех пор, пока не остановится сердце. Ни с одной женщиной Андрею не было так хорошо, как с Таней. С первого дня их встречи.

В Свердловск Андрей прилетел восемнадцатого июня. Через два дня они были в Челябинске у Татьяниных родителей. Двадцать первого июля полетели в Андреевское уже мужем и женой. Ровно через месяц после того, как подали заявление о регистрации брака.

Провожая их в Челябинск, Верка Калюжная неожиданно расплакалась. Таня прижала подругу к груди, поцеловала в макушку, спросила:

— Чего ты опять ревешь? На практику надо было ехать, ты ревела. Сейчас снова.

Верка отстранилась, вытерла ладонью слезы и сказала:

— Всем бы такую практику, как у тебя.

ВСТРЕЧА

Секретарша Машенька была явно взволнована. Остудин это понял, едва ступив на порог приемной. В этот день он появился в своем кабинете часов в одиннадцать. С утра разбирался с транспортным цехом. На буровой у Федякина почему-то не оказалось солярки, и транспортники не подвозили ее. Надо было принимать срочные меры, чтобы не остановить буровую. Толкнув дверь приемной, он, как всегда, начал расстегивать полушубок, который вешал в шкаф рядом с Машенькиным пальто.

— Вам сегодня несколько раз звонили из райкома, — трагическим тоном объявила Маша. — Сказали, чтобы в два часа явились туда.

— Прямо так и сказали? — ее перепуганный вид почему-то развеселил Остудина.

Машенька покраснела и ответила менее уверенно:

— Может, и не так, но что в два часа — это точно...

— Это в суд являются, в прокуратуру... В райком, милая Машенька, приглашают, — улыбнулся Остудин. — Больше никто не звонил?

— Никто.

Остудин прошел в кабинет, сел за стол, подвинул к себе стопку лежащих на краю бумаг. Но рассматривать не стал. В голове вертелся недоуменный вопрос: «Зачем вызывают? Что им от меня нужно?» В экспедиции было много нерешенных дел, и отрываться от них даже на полдня он считал неразумным. Поразмышляв несколько мгновений, решил позвонить Краснову. Но тот сам появился в дверях и прямо с порога спросил:

— Тебе секретарша передала насчет райкома?

— Передала, — нахмурился Остудин. — А что там случилось?

— Как что? — удивился Краснов. — Ты же теперь номенклатура. А номенклатуру