Прощальный ужин - Сергей Андреевич Крутилин

На лице Олега кротость и внимание. Он изображал послушного и очень смышленого ученика. Все это очень нравилось Льву Михайловичу, и он продолжал свою лекцию:

— В своем проникновении в космос мы зачастую действуем без достаточного научного обоснования. Наука уже сегодня должна дать четкое объяснение галактике: ее пространственности, происхождению и возрасту планет, законам их движения. Между тем во всей мировой науке изучение проблем галактики находится в запустении. Есть ряд интересных работ у французов. Но французы — они популяризаторы. У американцев ничего нет. Американцы полностью во власти практицизма, во власти инженерии. Да-да! А объяснение галактики — это не дело инженеров, это предмет философии. Философия — мать всех наук. Она подготавливает скачки вперед. Гегель с его «отрицанием отрицания» открыл дорогу не только Марксу, но Эйнштейну. Его теория относительности осветила путь науке на сто лет вперед.

От теории относительности Лев Михайлович перешел к изложению своего учения о галактике. Он категорически отрицал доводы ученых, считающих, что планеты образовались из мелких твердых частиц. Солнечная система, утверждал Северцев, образовалась в результате сгущения вращающегося газового облака. Сгущаясь, облако разделилось на несколько частей, которые затем стали солнцем, планетами, спутниками. Галактика тоже, по его утверждениям, образовалась в результате сжатия газа, но в ином масштабе: начальное газовое облако было в миллиард раз больше. Сжатие продолжалось миллионы лет, а при сжатии произошло сплющивание, так что в конце концов галактика приобрела форму диска.

Олег, начавший беседу исключительно из вежливости, чтобы только поддержать разговор со стариком, был немало озадачен потоком такой научной информации, к восприятию которой он не был подготовлен. Однако, не желая показать свою неосведомленность, он поддакивал, кивал согласно головой, задавал вопросы.

— Простите, Лев Михайлович, — перебил Олег своего собеседника. — Я хотел спросить вас. Разрабатывая свою гипотезу о галактике, вы, видимо, исходите из своих конкретных наблюдений? У вас, видимо, есть свои приборы? Скажем, подзорная труба или телескоп?

Дедушка Лева сощурил глаза, и по этому прищуру можно было догадаться, что он язвительно усмехнулся, услыхав про подзорную трубу и телескоп. Реплика эта с головой выдала Олега; было ясно, что он ничего не понял из рассуждений Северцева о чистой науке. В душе своей Лев Михайлович, конечно, презирал молодого человека, но, будучи философом, он лишь снисходительно улыбнулся. Из-за бороды, обложившей все лицо деда, было не так-то легко заметить эту ухмылку. Олегу, конечно, невдомек, но Марина сразу все поняла и незаметно под столом носком туфли коснулась ноги Олега, ткнула, предупреждая. Олег вскинул взгляд на Марину и, заметив, что она делает ему какие-то знаки, решил исправить свою оплошность.

— Насчет подзорной трубы это я пошутил, конечно, — невозмутимо проговорил Колотов. — Видимо, у вас блат в какой-нибудь обсерватории и вы ходите туда, чтобы наблюдать за вселенной.

Лев Михайлович очень обиделся, услыша, что его обвиняют в блате. Он поерзал, еще больше отодвинулся от стола.

— Юноша! — с чувством нескрываемой иронии заговорил Северцев. — Да будет вам известно, что в телескоп, а тем более в подзорную трубу я за планетами не наблюдаю. Это дело астрономов. И они это делают хорошо. В последнее десятилетие астрономы сделали ряд изумительных открытий: выявлена периодичность взрывов на солнце и их взаимосвязь с некоторыми явлениями на земле. Доказано, что наша вселенная постепенно расширяется. Обсерватории всего мира обмениваются меж собой научной информацией. Я изучаю эти работы и, опираясь на них, строю свою научную концепцию.

Марина знала слабость отца: излагать свою концепцию всем, кто готов его слушать. Лев Михайлович мог говорить об этом и день и ночь. Вся беда в том, что у Олега не хватит терпения и он начнет перебивать старика всякими наивными вопросами, вроде «подзорной трубы» или «блата» в обсерватории, и тогда все пропало! Тогда уж ничто не поможет, расположение Льва Михайловича к Олегу будет подорвано навсегда.

Опасаясь этого, Марина решила переключить собеседника на другую тему.

— Деда у нас философ, — сказала она. — Даже наш развод с Глебом он объясняет взрывами на солнце.

— Оно так и есть, Мариночка! — Лев Михайлович улыбнулся. — И ваша любовь, и ваш развод. Все это вспышка… Солнечная активность оказывает свое влияние на все: и на любовь, и на смертность, и даже, как это ни парадоксально, на появление произведений искусства. Да-да!

Незаметно разговор принял иное направление — заговорили об искусстве. Лев Михайлович принялся корить современных живописцев и Маковеева в том числе. Северцев отстаивал ту мысль, что в современной живописи преобладает копиизм, фотографичность. Художники мало задумываются над сущностью, духовностью; их мало волнует существо живописи — цвет. На смену колориту, богатству красок, уверял он, пришел рисунок. Однако одного сходства для искусства мало.

— Вот, к примеру, хоть ваш портрет. — Лев Михайлович кивнул поверх головы своего собеседника на портрет, висевший на стене. — На нем довольно точно воспроизведено ваше лицо. Глядя на него, я узнаю ваши черты. Но допустим на минуту, что эту картину приобрел Эрмитаж. Допустим далее, что перед ней остановится посетитель через сто лет. Надолго ли он задержится перед вашим портретом? Думаю, что нет, ненадолго. Почему? Во-первых, потому, что полотно бедно и однотонно по цвету. Во-вторых, в нем не выражена философия времени.

— Просто не тот оригинал, — пошутил Олег.

— В любом оригинале должен присутствовать художник, — не отвечая на шутку своего собеседника, продолжал Северцев. — В этом суть искусства.

— Но все-таки, когда нарисована красивая женщина, это всегда смотрится.

— Не всегда. Рембрандт написал свой «Автопортрет с Саскией» четыреста лет назад. Сколько с тех пор рисовано красивых женщин! Помним ли мы их? Волнуют ли они нас? А Саския волнует и поныне.

— О да! — Олег закурил очередную сигарету.

— Значит, вы знакомы с произведениями Рембрандта? — Глаза Льва Михайловича засветились радостью. — Как вы к ним относитесь?

— К кому? К Рембрандту?

— Да.

— Типичный представитель фламандской школы! — Олег затянулся и, запрокинув голову, пустил кольца дыма в потолок. — Много мяса и мало интеллекта.

Лев Михайлович улыбнулся невежеству своего собеседника и молча покачал большой гривастой головой. Марина очень расстроилась.

— Папа! — заговорила она горячо. — Ты не должен судить Олега так строго! Понимаешь, он никогда не занимался искусством. Он водитель. Олег любит быструю езду. Он возит алмазы с приисков.

— Да, конечно…

Дедушка Лева, покряхтывая, вылез из-за стола. Он не желал беседовать дольше с невеждой, даже если он и любит быструю езду.

23

Веселее всего прошла встреча с сослуживцами. Марина пригласила самых близких подруг: Лиду Паршукову, Веру Усольцеву и Катю Санкину. Лида и Вера — брошенные, как и Марина, а Катя — еще незамужняя. Все молодые,