Прощальный ужин - Сергей Андреевич Крутилин

Увидев Марину, Олег встал, приложился к щеке.

— Ну как, мать?

— Ничего. Я вижу, ты произвел тут полную революцию!

— Ты еще не все видишь. Прошу!

Марина бросила на вешалку шапочку и, как была в уличных туфлях и плаще, прошла в комнату. Ни стола, ни дивана, на котором Марина любила сиживать вечерами, занятая штопаньем или вязаньем, только телевизор и Олегов портрет на стене.

— И ты… ты все это один? — недоумевая, спросила Марина.

— Нет.

— Тебе кто-то помог?

— Да! Деньги.

— А где же старая тахта и диван?

— Во дворе на свалке.

— Ну, Олежек! — Марина пожала плечами. — Ведь хорошие были вещи. Мы могли бы их подарить дедушке для дачи.

— Это мещанство, — сказал Олег. — Только мещанин — с а л а г а — цепляется за старое барахло. Дом каждого советского гражданина должен постоянно очищаться от рухляди. Весь цивилизованный мир меняет мебель, и только мы, русские, любим жить среди дедовских комодов и спать на скрипучих диванах.

Эти его блатные словечки, вроде «молотки» и «салага», коробили ее, но она сдерживала себя. Такая досада! Все у нее было на привычном месте — и стол, и шкаф, и диван. На узенькой тахтичке за дверью она любила спать; ей хотелось отдохнуть, садилась на диван. Приходили гости — раздвигался круглый стол, расставлялись стулья и можно было сидеть и пировать хоть до утра.

— А стол тоже выбросил? — упавшим голосом спросила Марина.

— Выдворен на кухню. А тот, самоделка, вон! — Олег махнул рукой, указывая на дверь.

«Слава богу, хоть стол-то уцелел!» — подумала она и с облегчением вздохнула.

— Ничего, мне твой вкус нравится! — Марина поцеловала Олега в щеку, от него изрядно попахивало коньяком. — А где Наташа?

— Убежала. Она меня игнорирует.

— Привыкнет. Не все сразу.

Марина повесила на вешалку плащ и, скинув туфли, сунула ноги в шлепанцы и снова вернулась в гостиную (теперь уже спальню!), чтобы взять из платяного шкафа пеньюар. Олег стоял возле тумбочки спиной к Марине, наливал из бутылки коньяк. Он, видимо, не слышал ее шагов и поэтому, когда она скрипнула дверкой шифоньера, Олег вздрогнул и лицо его, сосредоточенно-жесткое перед этим, осветилось улыбкой.

— Мариночка, за твое здоровье! — Он выпил рюмку, поставил ее обратно на тумбочку и, взяв ломтик лимона, пососал его. — Не гляди на меня так, дорогуша! — продолжал он, заметив недовольство в глазах Марины. — Я не пьяница. Это чудесный напиток! Всю зиму просидеть в холодной кабине за баранкой — в пимах, в шапке, на сухарях и чае. Черт побери, неужто после этого я не могу себе позволить месяц пожить так, как хочу?!

— Конечно, конечно! — сказала Марина. — Я с любовью на тебя посмотрела.

— Я так и понял. А пояснил затем, чтобы ты меня еще больше любила.

В их словах ни капли не было правды, была одна игра. Игра эта началась значительно раньше этих слов — с присылки гостинцев и писем. И начал ее он, а Марина поддержала, и теперь уж отступиться, повернуть назад нельзя было ни в большом, ни в малом. Многое уже начинало раздражать Марину, но она старалась гасить в себе это чувство. Свою нервозность она относила за счет привычки, все-таки пять лет жила одна! Ей добавилось обязанностей, а вот добавилось ли еще что-либо, она не знала, и это начинало ее раздражать.

Марина задержалась перед раскрытым шкафом, раздумывая, во что переодеться. Она сняла было с плечиков пеньюар, но, вспомнив, что сейчас надо становиться к плите, готовить ужин, передумала. Пеньюар был мешковат и длинен малость, как и положено быть домашней одежде, а чистить картошку и переворачивать котлеты, жарившиеся на плите, в шелковом одеянье не очень-то удобно. Марина решила надеть халат, в нем привычнее. Сняв с плечиков халат, она направилась в ванную переодеваться.

Спустя некоторое время, когда Марина вышла из ванной, Олег уже сидел на кухне и, поджидая ее, курил. Пепельницу, которая была на телевизионном столике, он не потрудился взять и теперь поставил перед собой баночку, в которую Марина бросала спички после того, как зажигала ими газовую плиту. Марину такая вольность покоробила. Она любила во всем аккуратность. У нее все в доме было на месте: одна тряпочка — для протирки мебели, другая — чтоб стирать с обеденного стола. И баночек для спичек тоже было две: в ванной у газовой колонки и на кухне у плиты. Всякий непорядок в этом деле ее страшно раздражал. Заметив однажды, что спички уже сыплются через край, Марина сказала: «Света, выброси спички». Домработница подошла к мусоропроводу, открыла крышку и бух туда банку вместе с огарками. Что тут было! Марина весь день ходила по квартире, не находя себе места. «Деревня! — ворчала она. — Никогда ее к порядку не приучишь».

На этот раз, конечно, все было по-другому. Заметив непорядок, Марина фыркнула, но сдержалась, ничего не сказала, стала чистить картошку.

Марина чистила картошку, а Олег, заложив ногу за могу, курил, пуская дым колечками.

Он молчал. И она молчала.

Почистив картошку, Марина положила ее в кастрюлю, помыла, налила с краями воды и повернулась к плите, чтобы зажечь газ. Глянула, спичек на месте не было. Тогда она поставила кастрюлю, взяла со стола баночку, полную окурков, выбросила окурки в мусоропровод и, ставя ее на место, сказала:

— Давай так договоримся, Олег, когда куришь, открывай форточку. А то дышать нечем.

— Пум! Пум! — обронил Олег, но все-таки встал, открыл форточку.

Марина зажгла газ и, поставив кастрюлю на плиту, пошла вон из кухни. Олег преградил ей дорогу, обнял, привлек к себе.

— Ты чего дуешься, старушка? — сказал он. — Тебе жалко дров, которые я повыбрасывал?

— Ну что ты? — Марина тряхнула русыми локонами.

— Ты только погляди сюда! — он провел Марину в Наташину комнату.

На тахте, где спала девочка, горой высились новые одеяла тончайшего пуха и подушки в атласных наволочках.

— О, какое чудо! — Марина в радостном порыве обняла его, поцеловала.

— Я думаю, мы поступим так, — заговорил Олег сдержанно. — Месячишко поживем тихо. Потом сыграем свадьбу. Ты возьмешь отпуск, и мы махнем на юг. Вдвоем! Согласна?

— Согласна!

— Будем считать, что инцидент исчерпан.

20

Так началась их совместная жизнь, пока что тихая, скрытая от других. До свадьбы оставалось еще много времени, поэтому каждый старался использовать это оставшееся время по-своему. Марина считала, что это время надо потратить на то, чтобы о ее счастье узнало как можно больше знакомых. Каждое воскресенье она устраивала интимные приемы — своеобразные смотрины. Марину можно понять — самолюбие