Студеный флот - Николай Андреевич Черкашин

Матросы-афроамериканцы трюмного дивизиона обратились в Совет по взаимоотношениям среди моряков с просьбой разрешить им пользоваться корабельной сауной наравне с белыми.

Военный раввин Коэн просит отгородить часть офицерского камбуза для приготовления кошерной пищи.

Старший хирург корабля майор Черс произвел успешную операцию по извлечению из желудка младшего матроса Сноппера проглоченной иглы.

Больных в корабельном лазарете – восемнадцать.

В карцере – девять арестованных… Доклад закончен.

Длинная сплетня Киви ничуть не омрачила Комптона. Сутки как сутки, на войне как на войне… Отдав распоряжение ускорить поиски источника дыма в вертолетном ангаре, кэптен отправился на доклад к флагману.

В это утро Комптон делал все, чтобы не раздражаться, не терять присутствия духа. Он с детства помнил пословицу: «Хорошее начало полдела откачало». А для хорошего начала «противолодочной недели» требовалось только одно – крепкие нервы.

5.

Мартопляс приказал машинной вахте смотреть за контрольными приборами в оба и о малейших отклонениях от нормы докладывать тотчас же. И когда лейтенант-инженер Стефановский просунул голову в дверь и доложил, что на правом дизеле сработал сигнальный клапан третьего цилиндра, механик вскочил, точно ему принесли долгожданную весть. Он приказал немедленно застопорить правый двигатель. Затем доложил на мостик, испытывая легкое мстительное чувство:

– Мостик, остановлен правый дизель!

– Пятый, в чем дело? – запросил динамик голосом Феди-пома.

– Выясняем! – отрезал Мартопляс. Командир наверняка рядом, пусть попереживает! Ему это полезно. Но Абатуров оставаться в неведении не захотел и тут же вызвал механика на мостик.

Мостик – олимп подводных богов. Подышать наичистейшим в мире воздухом, не замутненным никакими вытяжками и испарениями, поднимаются сюда считаные люди. Воздух здесь столь легок, что, кажется, вдохни поглубже раз, другой, третий – и поднимешься, как аэростат. Мартопляс даже за поручень схватился, прокачивая грудь солоноватым терпким озоном.

Абатуров смотрел на него сверху, с откидной площадки.

– Что случилось, мех?

– Похоже, коксуется насос-форсунка, – невозмутимо доложил Мартопляс. – Прошу разрешения ее снять и очистить коксовые отложения.

Абатуров покусал губы. Выдавил:

– Снимайте.

6.

Морское солнце высекало авианосец из глыбы ступенчатого, угловатого железа резкими тенями и слепящими бликами. «Колумб» разворачивался против ветра, разглаживая подветренным бортом синие волны с прозрачными гребнями. На гафеле его рогатой мачты трепетали сигнальные флаги «юниформ-янки» и цифровые вымпелы, образуя международный сигнал «Я готовлюсь к подъему в воздух самолетов на истинном курсе 120°».

На носовом срезе авианосца, там, где обрывались разгонные дорожки катапульт, задымил факел ветроуказателя. На топе мачты заработал радиомаяк «Такан», а с крыльев мостика понеслись в небо молитвы: одна – на языке древних римлян, другая – на языке древних иудеев. Обе призывали Бога даровать летчикам «Колумба» благополучие и удачу в полетах. Чтобы молитвы не перепутывались, военный капеллан обращался к Богу с левого крыла (Библия читается слева), с правого же взывал к Всевышнему военный раввин (Тора читается справа). Точно так же, чтобы не создавать взаимных помех, были разнесены по бортам антенны сорока двух радиоустройств «Колумба».

– Патер ностер кви эст ин целис, – пел «небесный лоцман».

– Ба-рух А-та А-до-наи Элохей-ну-у… – тянул «гонитель дьяволов».

Но обе молитвы потонули в реве газотурбинных двигателей. Это сорвался и ушел в небо ангел – тяжелый аварийно-спасательный вертолет «Си Спрайт». Ему висеть до конца полетов, ему вылавливать тех, кому не повезет в воздухе, но посчастливится удержаться на воде…

Тренькая тревожными звонками, пошли наверх площадки бортовых элеваторов. Они выставили по паре серебристых машин с заломленными по-ангарному крыльями и снова ушли вниз. Конвейер ангар – палуба – небо заработал…

На флагманский командный пункт, занимавший самый верхний этаж «острова», все поднялись в синей парадной форме, при шпагах. К этому обязывал ритуал первого дня больших маневров.

Щелкнул динамик. Голос инженера-механика сообщил с поста энергетики и живучести, что на катапульты подан пар, а на щиты пламеотбойников – забортная вода охлаждения. После этого доклада в рубке стало еще напряженнее. Комптон взглянул на браслет японских часов с датчиком кровяного давления. Пунктирные циферки показывали 70 на 120.

Окей!

Оранжевые палубные тягачи выкатывали «Викинги» на старт, и по пути самолеты опускали консоли складных крыльев, точно разминали их после тесноты ангара. У катапульт матросы палубного дивизиона – пыль земли, обезьяны, джеки – помогали самолетам отцентроваться, скрепляли челноки катапульт разрывными кольцами с палубными рымами.

– За линию! – орал в мегафон толстяк Тротт, командир стартовиков. На плече у него торчала антенна уоки-токи (мини-рации), а уши были забраны в чашки шумофонов.

Джеки, обезьяны, пыль земли отбегали за белую черту безопасности, летчики давали газ – оранжевое пламя билось в щиты, так что содрогалась бронированная палуба, а море подергивалось от рева мелкой рябью.

– Старт! – рычало в наушниках у Тротта, и капитан нажимал на кнопки палубного пульта.

Пар ударял в цилиндры челноков, лопались стопорные кольца, и острокрылые человеко-самолеты срывались с места стремительно, словно стрелы спущенного арбалета. Они вонзались в небо, такое тугое и плотное в этот миг, вскидывали в вираже плоскости и быстро исчезали в бездонной синеве морского неба. Но глаз успевал заметить, как из-под хвостов взмывающих «Викингов» выдвигались длинные жала – штыри магнитометров.

Металлические птицы улетали на поиски металлических рыб, продолжая древнюю войну крыла и плавника.

Четыре скорострельные катапульты выметывали самолеты с интервалом в минуту.

– Так-так, мальчики! – прищелкивал пальцами Молдин.

Он стоял за спиной у Комптона и терпеливо дожидался, когда шеф отпустит его с мостика. Челюсти Молдина месили жвачку с тоником. Блок этой слабонаркотизированной резинки подарил ему начальник корабельной полиции майор Дафтон, изъявший сей «предмет седьмой категории» в одном из кубриков.

В воздухе уже было четыре пары «Викингов», когда с дорожек угловой палубы стали взлетать истребители прикрытия.

Первый!

Второй!

Третий!

Четвертый!

Пятый… Пятый с двумя желтыми «тройками» на киле вдруг замедлил взлет, кивнул и круто вошел в воду, взметнув куст ослепительных брызг. Через секунду на месте падения вспучилось несколько пузырей да вспорхнуло облачко пара, выброшенного огнем из работающего сопла. Это белое облачко показалось всем душой пилота, вырвавшейся из пучины в небо.

– Кто? – спросил Андрюс.

Командир авиакрыла достал из портативной картотеки формуляр:

– Первый лейтенант Томас Бьорке. Двадцать четыре года. Штат Огайо. Холост. Баптист. Пилот 2-го класса, сэр. – И полковник переложил формуляр в другой ящичек с надписью: «Безвозвратные потери».

На «Колумбе» и ракетных крейсерах, наблюдавших катастрофу, приспустили флаги. Адмирал вылез из кресла, взял микрофон общей трансляции:

– Пилот Томас Бьорке пал при защите государственных интересов Америки. Да упокоит Господь его смелую душу! Аминь.

– Реквием? – спросил командир «Колумба».

– Государственный гимн!

Пожалуй, флагман прав. Траурная мелодия могла охладить боевой порыв экипажа.

Элеваторы поднимали на палубу тяжелые вертолеты. Винты их вращались, и тропическое солнце зажигало на