Цепи меланхолии - Линда Сауле

Арлин ласково взглянула на Чада и приложила руку к его лбу. Убрала налипшие пряди, пока Чад не сводил с нее требовательного взгляда. Белки его глаз отливали серебром. Наконец она убрала руку и убедительно произнесла:

– Послушай меня внимательно. То, что произошло в хранилище, то, что ты там испытал, не имеет отношения к какому-либо внешнему воздействию. Галлюцинации, которые ты наблюдал, и физическое недомогание, которое ощущаешь сейчас, никак не связаны с препаратом, что я дала тебе. Мы найдем объяснение твоему состоянию позже, когда ты поправишься. А пока я хочу, чтобы ты знал: когда ты попросил меня о помощи, то был слишком настойчив. – Она часто заморгала. – Так настойчив, что это вызвало беспокойство. Я испугалась, что, если откажу, ты найдешь другой способ. Возможно, тебе удалось бы подговорить Фила или кого-то из медсестер, и если бы они согласились посодействовать, кто знает, чем это могло бы обернуться! Я не могла этого допустить. Я должна была держать ситуацию под контролем, следить за тобой, а это означало лишь одно – ты должен был получить желаемое, прожить опыт, который так страстно искал.

– Что вы дали мне, Арлин?

– В капсуле был витамин. Она безвредна. Это плацебо, Чад, пустышка. – Арлин развела руками. – Она не принесла бы тебе никакого вреда.

– Я не верю вам, – прошептал Чад.

– Я никогда бы не поставила жизнь пациента под угрозу. Неужели ты сомневаешься в этом? Я забочусь о тебе и сегодня звонила Торпу, он обещал приехать, чтобы навестить тебя. Он тоже обеспокоен.

– Я не хочу его видеть.

– В чем дело, ты не доверяешь ему? Он ведь помог тебе, ты можешь называть его другом. А впрочем, как знаешь. Настройся на выздоровление и не терзай себя мыслями о том, почему это случилось. Это лишь неприятный эпизод, от которого ты вскоре оправишься. Ты веришь мне?

– Наверное.

Арлин замялась, не решаясь задать следующий вопрос. Она приподняла край простыни и принялась складывать на манер бумажного журавлика.

– Хочу понять, достаточно ли ты окреп, чтобы рассказать мне.

– О чем?

– Как это было. – Она перестала терзать простыню и, отбросив деликатность, с вызовом и жадным интересом посмотрела прямо ему в лицо. – Я не давала тебе лекарств, это правда. Но по необъяснимой причине ты все же пережил психотический опыт. Я не спрашиваю, как тебе удалось достичь этой черты, я лишь хочу услышать, что ты ощутил, когда стал другим, как видел мир, как ощущал его?

Чад задумался. Вереница образов промелькнула перед ним с отчужденной ясностью: вот он сидит на стуле, выходит в коридор, а дальше уже стоит в галерее, а потом в хранилище. Будто невидимая рука переносила его с места на место, управляя телом, помогая оказываться там, где было необходимо. Словно кто-то знал, о чем он думает, чего желает.

– Я помню невесомость, для меня не существовало преград. Стоило мне подумать о галерее, и я уже был там, затем коридор, я почти летел по нему, и это было легко. Найти хранилище было очень просто, понимаете? Я будто знал туда дорогу.

– Вот как?

– Я чувствовал себя невероятно могущественным. Что-то во мне освободилось, прорвалось наружу. А еще было присутствие.

– Присутствие?

– Невидимого существа, которое вело меня за собой, и я не мог ему противиться.

– Что-то еще?

– Да. Был еще жуткий запах мокрой псины, я слышал звон цепей и колокольчик тоже. А потом все стихло… В хранилище все было как во сне, но очень ясном, пронзительном. Картины ожили; кажется, они напугали меня.

– Тебе приоткрылось нечто волнительное. Не забывай, что в твоих силах не поддаваться этому. Есть большая разница в том, как реагировать на увиденное, как смотреть и воспринимать. Ты не единственный человек, который видел картины. Их видела я, Торп, музейные кураторы, хранитель. Люди смотрели на них, и картины не сработали. Не бойся. Ты видел то, что не должен был, но тебе под силу все позабыть, если ты того пожелаешь!

– Позабыть? – Чад приподнялся на дрожащих от напряжения руках. – Могу ли я позабыть о Мэри и ее дочке?

– Как ты узнал?

– Я видел это своими глазами. Дочь Мэри утонула, а вы спрятали картину в хранилище, чтобы избавить ее от воспоминаний. Но она все равно помнит и рисует это. Неужели вы думали, это поможет? Мэри несчастна и никогда не забудет того, что случилось!

– В жизни случаются трагедии. – Арлин вздохнула: – Люди, которые попадают сюда, чаще других переживают их. Если мы будем принимать все слишком близко к сердцу, то не сможем выполнять свои обязанности. Ты расстроен, тебе кажется, что участием ты можешь помочь, но помни, что для этих людей существуют проверенные временем методы: они принимают лекарства, им помогают врачи, они не одиноки.

– Я не расстроен, а невообразимо рад, что нашел хранилище, что мне открылись картины и их смысл. Я не знал, что скрывается под этими образами, теперь же я понял. Раньше я думал, что могу быть счастлив, но я был безрассуден, радовался жизни, не зная, что вокруг есть люди, жизнь которых не похожа на ад, она и есть самый настоящий ад. – Лицо Чада исказила мучительная гримаса.

– Хочешь впустить боль в свое сердце? Думаешь, что защитишься, спасешь себя? Если так, то ты выбрал неверный метод. Идя навстречу страху, ты не перестаешь испытывать его, наоборот, ты становишься его частью. Хочешь, чтобы чужая боль поглотила тебя без остатка?

– Я не боюсь этого.

– Ты так веришь в бесстрашие. – Арлин поднялась и в волнении подошла к окну. Вид за больничными стеклами не принес отдыха глазам, и в смятении она вновь обернулась к Чаду: – Иногда оно принимает причудливые формы.

– Мне все равно.

– Знаешь, много столетий назад в одной горной деревушке жили люди, которые очень боялись волков.

– Бросьте свои истории, Арлин. Мне сейчас не до них.

– И все же послушай, – примирительно произнесла она. – Эта деревушка называлась Аркадией. В ней жили добропорядочные мирные жители. Они трудились день изо дня, разводя овец, и очень волновались за сохранность своих крохотных стад, ведь это был их единственный источник пищи. Случись нападение волков, оно поставило бы под угрозу жизнь целой деревни, а это была весьма удаленная местность. Так продолжалось многие годы, страх перед волками передавался каждому новому поколению, отражаясь в сказаниях и песнях. Не знаю, как много на самом деле обитало хищников в тех краях, быть может, не так уж, а