Цитадель - Арчибальд Джозеф Кронин

– Видите, Мэнсон? Он еще работает!

Кое-как они сволокли обломки на задний двор, и семейство Боленд отправилось домой пешком.

– Ну и денек! – воскликнул Эндрю, когда они наконец обрели покой. – Я до смерти не забуду, какое лицо было у Кона!

Оба некоторое время молчали. Потом Эндрю, повернувшись к Кристин, спросил:

– Весело тебе было?

Она ответила странным тоном:

– Мне было приятно наблюдать, как ты возился с малышом Болендов.

Он посмотрел на нее в недоумении:

– Почему?

Но Кристин не смотрела на него.

– Я пыталась весь день сказать тебе… Ох, милый, неужели ты не можешь догадаться?.. Я нахожу в конце концов, что ты вовсе не такой уж замечательный врач!

XIII

Снова весна. За ней начало лета. Садик в «Вейл Вью» походил на сплошной ковер нежных красок, и шахтеры, возвращаясь с работы домой, часто останавливались полюбоваться на него. Украшали садик больше всего цветущие кусты, посаженные Кристин прошлой осенью. Теперь Эндрю не позволял ей работать в саду.

– Ты создала этот уголок, – говорил он ей внушительно, – и теперь сиди себе в нем спокойно.

Больше всего Кристин любила сидеть на краю маленькой долины, куда долетали брызги и слышен был успокоительный говор ручья. Росшая над лощинкой ива закрывала ее от домов наверху. Сад же в «Вейл Вью» имел один недостаток: он был весь открыт взорам соседей. Стоило только Кристин и Эндрю усесться где-нибудь подле дома, как во всех выходивших на улицу окнах напротив появлялись головы и начиналось громкое перешептывание: «Эге! Как мило! Поди сюда, Фанни, посмотри: доктор и его миссис греются на солнышке!» Как-то раз, в первые дни после их приезда сюда, когда они сидели на берегу ручья и Эндрю обнял рукой талию Кристин, он увидел блеск стекол бинокля, направленного на них из гостиной старого Глина Джозефа… «Черт возьми! – гневно выругался Эндрю. – Старый пес наставил на нас свой телескоп!»

Но под ивой они были укрыты от чужих глаз, и здесь Эндрю излагал свои взгляды:

– Видишь ли, Крис, – говорил он, вертя термометром (ему только что, от избытка заботливости, вздумалось измерить ей температуру), – нам следует сохранять хладнокровие. Мы ведь не то что другие люди. В конце концов, ты жена врача, а я… я врач. На моих глазах это происходило сотни… во всяком случае десятки раз. Это самое обыкновенное явление. Закон природы, продолжение рода и все такое! Но ты не пойми меня превратно, дорогая, – это, конечно, для нас чудесно. По правде сказать, я уже начинал спрашивать себя, не слишком ли ты хрупка, слишком по-детски сложена, чтобы когда-нибудь… И теперь я в восторге. Но мы с тобой сентиментальничать не будем. То есть я хочу сказать – слюни пускать не будем. Нет, нет! Это мы предоставим разным мистерам и миссис Смит. Было бы идиотизмом, не правда ли, если бы я, врач, начал… ну, хотя бы умиляться над этими маленькими вещицами, которые ты вяжешь и вышиваешь, и все такое. Нет! Я просто смотрю на них и ворчу: «Надеюсь, они будут достаточно теплыми». И весь этот вздор насчет того, какого цвета глаза будут у нее или у него и какое розовое будущее его ждет, – все это совершенно исключается! – Он помолчал, строго хмурясь, но потом по лицу его медленно поползла задумчивая улыбка. – Слушай, Крис, а все-таки интересно, будет это девочка или нет!

Она хохотала до слез. Хохотала так, что Эндрю встревожился:

– Да перестань же, Крис! Ты… ты можешь наделать себе какую-нибудь беду.

– Ох, милый мой! – Кристин отерла глаза. – Когда ты – сентиментальный идеалист, я тебя обожаю. Когда же ты превращаешься в закоренелого циника, я готова выгнать тебя из дому!

Эндрю не совсем понял, что она хотела сказать. Он считал, что ведет себя, как полагается человеку выдержанному, деятелю науки…

Находя, что Кристин необходим моцион, он днем водил ее гулять в городской парк. Подниматься в горы ей было строго запрещено. Они бродили по парку, слушали оркестр, смотрели на игры шахтерских детей, приходивших сюда, как на пикник, с бутылками лакричной воды и шербетом.

Как-то раз, в мае, ранним утром, когда они с Кристин еще лежали в постели, он в полусне ощутил подле себя какое-то слабое движение. Он проснулся и снова почувствовал эти тихие толчки – первое движение ребенка в теле Кристин. Он вытянулся, едва смея поверить, задыхаясь от волнения, от восторга. «О черт! – подумал он минуту спустя. – В конце концов, я, быть может, ничем не лучше любого Смита! Вот почему, вероятно, принято за правило, что врач не может лечить собственную жену».

На следующей неделе он подумал, что пора переговорить с доктором Луэллином, так как у них с Кристин было с самого начала решено, что именно Луэллин будет присутствовать при родах. Луэллин, с которым Эндрю поговорил по телефону, был очень польщен и доволен.

Он сразу же приехал к ним, чтобы предварительно осмотреть Кристин. Сделав это, он перед уходом поболтал с Эндрю в гостиной.

– Я рад, что могу быть вам полезен, Мэнсон. – Затем, принимая от Эндрю сигарету: – Я всегда полагал, что вы недостаточно ко мне расположены, чтобы обратиться ко мне за такого рода услугой. Поверьте, я сделаю все, что в моих силах. Между прочим, в Эберло теперь здорово жарко. Не думаете ли вы, что вашей женушке следовало бы съездить куда-нибудь отдохнуть, пока она еще может ехать?

– Что такое со мной? – спрашивал себя Эндрю, когда Луэллин ушел. – Мне этот человек нравится! Он вел себя благородно, чертовски благородно! Проявил и сочувствие, и такт. И в своем деле он просто маг и волшебник. А ведь год тому назад я готов был перегрызть ему горло. Я просто завистливый, злобный, упрямый шотландский бык!

Кристин не хотела уезжать, но он ласково настаивал:

– Я знаю, тебе не хочется меня оставлять, Крис. Но ведь это принесет тебе пользу. Мы должны подумать о… Ну, обо всем. Куда ты предпочитаешь ехать – к морю или, может быть, на север, к тетке? Черт возьми, мне теперь средства позволяют послать тебя куда-нибудь, Крис. Мы достаточно богаты!

Они уже выплатили весь долг «Гленовскому фонду» и последние взносы за мебель, и, кроме того, у них было отложено около ста фунтов в банке. Но не об этом думала Кристин, когда, сжав руку мужа, ответила серьезно:

– Да! Мы богаты, Эндрю.

Она решила, что если уж непременно надо ехать куда-нибудь, то она навестит свою тетку в Бридлингтоне, и