Цитадель - Арчибальд Джозеф Кронин

Напряженное молчание. Эндрю затянулся сигаретой и опустил газету, чтобы посмотреть на Кристин.

– А что им было нужно?

Только теперь Кристин ответила на его пытливый взгляд, не скрывая больше своего раздражения и тревоги. Она быстро заговорила:

– Они пришли часа в четыре… спросили тебя. Я им сказала, что тебя нет дома. Тогда Перри сказал, что это не имеет значения, что они все равно войдут. Конечно, я совсем растерялась. Я не поняла, хотят они тебя дождаться или нет. Тут Эд Ченкин сказал, что этот дом принадлежит комитету и они как представители комитета имеют право войти и войдут. – Она замолчала и торопливо перевела дух. – Я не сдвинулась с места. Я разозлилась, огорчилась. Но не показала виду и спросила, для чего они хотят войти в дом. Тогда выступил Перри. Он сказал, что и до него, и до комитета дошло, и вообще весь город говорит, что ты делаешь какие-то опыты над животными. Они имели наглость назвать это вивисекцией. И поэтому они пришли осмотреть твою рабочую комнату и привели с собой мистера Дэвиса, члена Общества защиты животных.

Эндрю не шевелился и не сводил глаз с лица Кристин.

– Рассказывай дальше, дорогая, – спокойно сказал он.

– Ну, я пыталась их не пустить, но ничего из этого не вышло. Они просто протиснулись мимо меня, все семеро, в переднюю, а оттуда – в лабораторию. Когда они увидели морских свинок, Перри завопил: «О бедные бессловесные твари!» А Ченкин указал на пятно на полу – там, где я уронила бутылку с фуксином, помнишь? – и закричал: «Посмотрите-ка сюда! Кровь!» Они все перешарили, осмотрели наши прекрасные срезы, микротом[14], все решительно. Потом Перри сказал: «Я не оставлю здесь этих бедных животных, чтобы их подвергали мучениям. Я предпочту избавить их разом от страданий». Он схватил мешок, принесенный Дэвисом, и запихал туда всех свинок. Я пыталась ему объяснить, что никаких мучений, вивисекции и тому подобной ерунды и в помине не было. И что во всяком случае эти пять морских свинок вовсе не для опытов, что мы их собирались подарить детям Боленда и маленькой Агнес Иванс. Но они не хотели меня слушать. Забрали свинок и ушли.

Эндрю густо покраснел. Он выпрямился на стуле:

– Никогда в жизни не слыхивал о такой гнусной наглости! Безобразие, что тебе пришлось терпеть это, Крис. Но они у меня поплатятся! – С минуту он размышлял, потом бросился в переднюю к телефону и сорвал трубку с рычага. – Алло! – сказал он сердито, потом голос его слегка изменился – у телефона оказался Оуэн. – Да, это Мэнсон говорит. Послушайте, Оуэн…

– Знаю, знаю, доктор, – быстро перебил его Оуэн. – Я весь день пытался вас поймать. Слушайте. Нет-нет, не перебивайте меня. Не надо терять голову. Заварилось пренеприятное дело, доктор. Но по телефону об этом говорить не будем. Я сейчас иду к вам.

Эндрю воротился к Кристин.

– Что он хотел сказать, не понимаю, – кипятился он, передавая разговор с Оуэном. – Можно подумать, что мы в чем-нибудь виноваты.

Они дожидались прихода Оуэна: Эндрю – шагая из угла в угол в приливе нетерпения и гнева, Кристин – сидя за шитьем и беспокойно поглядывая на мужа.

Пришел Оуэн. Но в лице его не было ничего успокоительного. Прежде чем Эндрю успел открыть рот, он спросил:

– Скажите, доктор, у вас имеется патент?

– Что? – Эндрю широко открыл глаза. – Какой патент?

Оуэн еще больше нахмурился:

– Вам следовало взять патент от Министерства внутренних дел на экспериментальную работу с животными. Вы этого не знали?

– Какой еще, к черту, патент?! – горячо запротестовал Эндрю. – Я не патолог и не собираюсь им быть. И я не открывал собственной лаборатории. Мне просто нужно было проделать несколько опытов, связанных с моей клинической работой. У нас за все время было не больше какого-нибудь десятка животных. Правда, Крис?

Оуэн избегал его взгляда:

– Вы должны были взять патент, доктор. В комитете есть люди, которые сильно хотят вам насолить и воспользуются этим. – Он торопливо продолжал: – Видите ли, доктор, такой человек, как вы, который делает работу пионера, который настолько честен, что открыто высказывает свои взгляды, должен… Ну, одним словом, я считаю нужным вас предупредить, что здесь есть компания, которая спит и видит, как бы всадить вам нож в спину. Но ничего, не унывайте, все обойдется. В комитете будет немалая кутерьма, придется вам давать объяснения, но, впрочем, у вас уже бывали с ними стычки раньше, вы и на этот раз победите.

– Я подам встречную жалобу! – разбушевался Эндрю. – Я заставлю их отвечать за… за незаконное вторжение в мой дом. Нет, провались они, я подам на них в суд за кражу моих морских свинок. Я потребую, чтобы их во всяком случае вернули.

Легкая усмешка пробежала по лицу Оуэна.

– Вам их обратно не получить, доктор. Преподобный Перри и Эд Ченкин объявили, что они сочли нужным избавить свинок от страданий. Во имя милосердия они их утопили собственными руками.

Оуэн ушел огорченный. А на следующий день Эндрю получил повестку с предложением не позднее чем через неделю явиться в комитет.

Тем временем вся эта история получила широкую огласку, сплетня пожаром охватила город. В Эберло не слыхивали ничего столь скандального, возбуждающего, отдающего прямо черной магией, с того времени, как Тревор Дэй, адвокат, был заподозрен в отравлении своей жены мышьяком. Образовались различные партии, яростно защищавшие каждая свою точку зрения. Эдуал Перри с кафедры синайской церкви метал громы и грозил небесной карой на этом и на том свете тем, кто мучает животных и детей. В другом конце города преподобный Дэвид Уолпол, круглолицый священник государственной церкви, для которого Перри был то же, что свинья для набожного магометанина, блеял о прогрессе и о вражде между свободной церковью и наукой.

Даже женщины всполошились. Мисс Майфенви Бенсюзен, председательница местного отделения Лиги уэльских женщин, выступила на многолюдном собрании в зале Общества трезвости. Правда, Эндрю когда-то обидел Майфенви, отказавшись открыть заседание ежегодного съезда лиги. Но независимо от этого выступление Майфенви было продиктовано, несомненно, бескорыстными мотивами. После собрания и в последующие вечера молодые девицы, члены лиги, обычно приурочивавшие свои уличные выступления только к календарным праздникам, распространяли жуткого вида листовки против вивисекции, с изображением наполовину выпотрошенной собаки.

В среду вечером Кон Боленд позвонил Эндрю, чтобы рассказать забавную историю.

– Как поживаете, Мэнсон, дружище? По-прежнему не гнете шеи, а? Очень хорошо! Вам, пожалуй, будет интересно то, что я вам сейчас расскажу. Сегодня, когда наша Мэри шла домой со службы, одна из этих вертихвосток с флагами остановила ее