Прощай, Анна К. - Лера Манович

Америку, такую, как показывают в старых вестернах. Маленькие бары со старинными музыкальными автоматами, благообразных стариков, которые пьют здесь по вечерам пиво и играют на бильярде. Америку, которая сохранилась в трехстах километрах от Нью-Йорка и которую он знал и любил.

А теперь она пять дней сидит в этом доме в лесу и смотрит, как он пьет.

Пожаловаться было некому – вокруг не было людей, дома стояли пустые. Единственной компанией здесь были олени. Они появлялись каждое утро и подолгу стояли недалеко от дома, шевеля ноздрями. Иногда Анна заговаривала с ними:

– Что вы смотрите? Думаете, я дура? Конечно, я полная дура.

Вчера Глеб, утопая в снегу, бежал за оленьей стаей, чтоб скормить им недопеченный пирог, который они купили в супермаркете. Олени смотрели на него круглыми удивленными глазами и не давали подойти. Глеб разозлился и швырнул в стаю пирогом. Олени побежали врассыпную, ломая ветви.

– Вообще, кормить оленей запрещено, – сказал Глеб, вернувшись. – За это даже положен штраф.

– Почему?

– Их тут слишком много. И они не так безобидны. Обгладывают деревья. Черт, холодно.

Глеб зашел в дом и начал новую бутылку.

– Зачем ты привез меня сюда?

– Странный вопрос. Потому что таких, как ты, здесь нет. Если бы ты была оленем, я бы тебя не взял, – Глеб улыбнулся и наполнил стакан.

Каждое утро Глеб клялся, что с этим покончено. Он вставал, пил кофе, долго ходил по дому, курил, лежал. К обеду они выбирались в ближайший супермаркет за продуктами.

«Это на всякий случай. В приличном доме должна быть выпивка», – говорил Глеб и приносил на кассу бутылку портвейна. Всего одну.

Потом они заходили в китайскую лавку купить готовой еды. Пока Анна ждала заказ, Глеб успевал сбегать в винный магазин неподалеку. Он возвращался веселый и раскрасневшийся. Строгие и как будто высокомерные китайцы отдавали им заказ в бумажных пакетах, и Анне казалось, что китайцы все про них понимают.

Дома они обедали и по настоянию Глеба ложились в постель. И это было их лучшее время. И даже мысль, что наступит пьяный тоскливый вечер, а потом ночь, не омрачала Анне очень простого счастья быть женщиной этого человека. Он дремал, и она ловила себя на каком-то пигмейском восторге от созерцания большого белого мужчины, лежащего рядом. Так в каком-то фильме маленькие желтые таитянки любили красивых французских моряков.

Потом наступала ночь. И это было самое худшее. Соседние дома пустовали. Единственный фонарь тускло светился над входом. Очертания огромных деревьев и луна, висящая над озером, ночью становились зловещими. Зловещим делался и сам Глеб, которого к полуночи было трудно узнать. Несмотря на то что он и днем почти не выходил на улицу, ночь его тяготила, и он метался в замкнутом пространстве как зверь.

Иногда он звонил своим бывшим и говорил с ними грубо, как с дешевыми шлюхами. Бывшие смеялись, но не сбрасывали вызов. Анну злили эти разговоры, и она уходила, когда он начинал кому-то звонить. Как-то он поймал ее за руку и сказал в трубку:

– Моя любимая женушка злится, что я говорю с тобой. Поговори с ней. Объясни, что я хороший парень.

Он сунул телефон Анне.

– Это Галка, – сказал Глеб. – Она большая, толстая и безобидная. Лет двадцать назад мы с ней хорошо проводили время.

Анна долго молчала, не зная, что сказать.

– Привет, Анна, – произнес в трубке приятный женский голос. – Рада познакомиться.

Анна слышала обрывки разговора Глеба с Галкой, и слова, которыми он называл эту женщину, плохо сочетались со спокойным голосом в трубке.

– Зачем вы терпите это? – спросила Анна. – Он же вас оскорбляет.

Помолчав, женщина ответила:

– Я сто лет его не слышала. Соскучилась. Вы меня понимаете?

В этот вечер Глеб опять говорил с кем-то по телефону.

– Эй ты, прошмандовка донецкая! – кричал он в трубку.

Анна спустилась в маленькую комнату на первом этаже и легла на кушетку, надеясь уснуть. Внезапно она вспомнила скучные семейные поездки к морю. Недорогие отели, маленькие номера. Как ее раздражали вечерами звуки других постояльцев за тонкими стенами. И ей захотелось сейчас звука, свидетельства присутствия в этом доме кого-то еще. Какого-нибудь трезвого, нормального человека.

Чернота расползалась по комнатам, как чернильное пятно. Это была не только чернота как отсутствие света. Это была дополнительная сущность, которая появлялась рядом, стоило Глебу начать пить. Анна ее чувствовала. Несколько раз она пыталась рассказать об этом Глебу, когда тот еще был трезв.

– Ты выдумщица, – нежно трепал ее по волосам Глеб. – Нет никакой сущности. Пьяный мужик – это просто пьяный мужик.

Анна начала дремать, когда лестница тяжело заскрипела. На кухне полилась вода. Что-то звякнуло в раковине. Тяжелые шаги стали приближаться и остановились за дверью.

Стало страшно, хотя было очевидно, что за дверью стоит Глеб. Кто еще мог там стоять?

Ветка дерева качалась за окном. За дверью слышалось шумное дыхание. Это было похоже на американский фильм ужасов.

Дверь распахнулась резко, от удара ноги. На пороге стоял Глеб в трусах и желтых носках.

Эти носки Анна отлично помнила – она сама купила их Глебу. Когда она расплачивалась на кассе, подошел муж. Носки были большого размера и было очевидно, что они не для него. Собирая покупки в пакет, Анна сунула носки в карман пальто. На выходе ее остановил охранник, подумав, что она не заплатила за них.

– Бросила меня, сука? – прохрипел Глеб.

– Ты говорил по телефону. Я решила не мешать.

– Сбежала от меня? – спросил он с новой, как будто даже ласковой интонацией.

– Нет. Я просто хочу спать.

– Спать хочешь? – переспросил он и, нехорошо улыбаясь, подошел к кровати.

Анна села, прижавшись к стене.

– Ну, – сказал он, занося на постель ногу. – Ну тогда я буду здесь, с тобой.

Он тяжело взгромоздился на узкую кровать и лег на бок, уставившись на Анну. Один его глаз был наполовину прикрыт. Второй был черный и настолько пустой, что было непонятно, смотрит он на Анну или в стену. Потом Глеб медленно поднял руку и, растопырив пальцы, стал подносить к лицу Анны. Она отклонилась и оттолкнула руку.

Глеб издал звук, похожий на стон. Потом закрыл лицо подушкой и стал кричать что-то похожее на проклятия. Когда напивался, он переходил на цыганский язык. Он утверждал, что в молодости жил с цыганкой.

Анна быстро перелезла через него и убежала на кухню.

Она знала, что утром он снова будет собой. Мягким и ласковым человеком. Но она не знала, с кем она сейчас. В лесу, в чужой стране. В ловушке.

На столе