Камень небес - Валерий Викторович Дмитриевский

Он вытащил сигарету и закурил. Виток слушал.

– А теперь думаю: ну сколько можно? Нет, интерес остался, но понял я, что и потерял много. Столько книг не прочитал, столько фильмов не увидел. Про театр и не говорю. Футбол, хоккей только по телевизору смотрю, да и то редко. По полгода чёрт-те где торчу, только не дома. Серёжка вот выучился, уехал насовсем, а я и не помню, как он рос. Зимой только и видел его.

– У тебя хоть было к кому приезжать, – сказал Виток. – А я…

Но Пётр не слушал.

– Прилетел однажды из городской командировки, привёз ему игрушку – дорогую такую игрушку, машинку на батарейках. Он весь вечер играл, а потом говорит Лариске: «Скажи этому, который машинку привёз, что батарейки надо новые»… Представляешь, что я почувствовал? Только дня через три убедили пацана, что я – его папа.

Он выбросил сигарету и тут же полез за новой. Виток отобрал.

– Что это с тобой? – спросил он.

– Да то, – ответил Пётр. – Захотел я, паря, домой к себе, в Новосиб. Сначала как-то смутно всё это было. А ты вот о своём отъезде стал говорить, и я понял: хочу в город. А как понял это, то понял и другое: это поворот на старость.

– Да брось ты, какая старость, нам и по полста нет, – сказал Виток. – А я ещё и не решил, между прочим, это Даша готова хоть завтра. Она как съездила туда, так и… Я понимаю, что когда-то придётся, но…

– Тебя вот сознание толкает, что матери помогать надо. А мои батя с мамой и так пока справляются. Да и Серёжка там у них под боком. Но я-то сам хочу уехать, понимаешь? Лариска, кстати, тоже на эту тему ко мне подкатывалась. А чего здесь ловить? Опять за золотом гоняться: будет – не будет. А если не будет? Снова сухари сушить, бывших будённовских скакунов на обед варить? – махал руками Пётр. – И опять идти по чужим дворам калымить? Кто-то на бутылку так зарабатывает, а мы с тобой на жизнь…

«Ну вот, – подумал Виток, – уж если Петруха заголосил, то мне-то что остаётся». Он ждал, что Пётр, как раньше, начнёт уговаривать его потерпеть, дождаться лучших времён, кои всенепременно должны наступить, потому что… да просто потому. А теперь, не встретив отпора, Виток по инерции проскочил туда, откуда возвращение назад было почти невозможным. Год после того разговора с Проценко, считай, пролетел зря, ни в одной долине ничего так и не нашли. И где это глухарю самородок попался? На водоразделе Укучикты и Орколикана нащупали хорошие ореолы золота, начали копать – вскрыли несколько рудных жил с небольшими содержаниями. Но это пока не месторождение, и не факт, что оно будет. Мы, конечно, не можем ждать милостей от природы, но здесь другая задача: где их взять, если нету? И Пётр прав, опасаясь, что снова придётся с перловки на пшёнку перебиваться.

Да, ещё год прошёл, и матери ещё постарели. Для них сейчас время проносится быстро, и кто его знает, сколько им осталось… У них хоть и городские, но такие же деревянные избы с прилегающими садами и огородами, воду надо брать в колонке на улице, печь топить дровами – чтобы содержать дом, много надо хлопот. И в одиночку всё труднее это делать. Даша предлагала им съехаться да жить вместе – веселее будет и легче. Но старушки не согласились: каждой был удобен свой уклад, свой порядок, а жить вместе значило нарушить оба этих порядка, да и как оставлять свой дом без пригляда?

Виток иногда подумывал, не перевезти ли их обеих сюда? Места хватит, можно даже выгородить в зале ещё одну небольшую комнатку. Но если уж они с одной улицы на другую не хотят перебираться, то сюда, в Сибирь, да ещё в таком возрасте… Нет, это невозможно, это для них всё равно что на чужбину ехать – хоть и к родным детям, а всё равно душу себе ломать.

Туда не хочется, сюда не получается… Он пробовал убеждать себя, что такова жизнь, и у многих в посёлке так: живут себе, живут, пишут письма и шлют деньги родителям, потом едут в дальние края хоронить их и возвращаются не только с чувством скорби, но и облегчения: наконец-то долг выполнен, можно жить дальше. Но было в этом какое-то утончённое, лукавое предательство, и не мог Виток для себя и Даши представить такого.

А теперь ещё и Петька. А Петька, если дело касается перспектив на будущее, почти всегда прав оказывается. А будущее всё явственнее пахнет керосином. Значит, надо для себя решать тоже. Определить главное и не цепляться за вторичное. Хотя главное уже известно: не бросать матерей одних. А что здесь жаль всё оставлять – это как раз вторичное и есть.

Ну ладно… Если так решать, что нужно сделать? Уволиться – это в последнюю очередь, сначала надо продать дом. Но сейчас многие уезжают: работы нет, жизнь дорогая, всё-таки север, – и тоже продают дома. А новых людей в посёлке появляется мало, в основном жильё покупают те, у кого завелись небольшие денежки: свой дом построить для них долго и дорого, лучше купить готовый. К тому же те, кто продают, наперебой снижают цены, чтобы не тянуть время и быстрее уехать. Так что на хорошие деньги вряд ли стоит надеяться. Но это уж как получится.

А продать дом, оказывается, не такое простое дело. Сначала нужно его приобрести – оформить в собственность, новое слово для этого появилось: при-ва-ти-зи-ровать. И лишь потом можно делать с ним всё, что хочешь. Виток же, кроме решения о выделении ему квартиры, подписанного Морозкиным и Мигулиным, не имел на дом никаких бумаг. Да и смешно сказать: какие бумаги, если дом в то время ещё и домом-то не был, одни стены и крыша. А когда Виток достроил его, у него и в мыслях не мелькнуло, что это надо как-то документально оформить.

Если бы не Пётр, Виток не разобрался бы во всех тонкостях этого дела. Свой дом Пётр давно приватизировал, но, любивший при любом удобном случае пополнить свою эрудицию самыми разнообразными сведениями, он сходил в поселковую «мэрию», где дотошно покопался в законах и постановлениях, чтобы разобраться в ситуации, в которой оказался Виток. Потом объяснил ему всё, что понял