Однажды в лесу - Бибхутибхушон Бондопаддхай

Глубокой ночью меня разбудил какой-то непонятный звук. В холод лишний раз показываться на улице совсем не хочется, а к такому холоду я и вовсе не был готов, а потому не привез с собой теплую одежду и постель. Одеяло, которым я обычно накрывался в Калькутте, здесь ближе к утру становилось ледяным. Бок, на котором я лежал, еще хоть немного сохранял тепло моего тела, но стоило только перевернуться на другой бок, как мне показалось, будто моя постель скрипит от холода, а сам я погружаюсь в ледяное озеро в морозную ночь месяца поуш[16]. Совсем рядом, из леса, доносились звуки какого-то топота и тяжелое дыхание, словно кто-то бежал, с треском ломая ветки.

Так и не поняв, в чем дело, я позвал сипая Бишнура́ма Па́нде и школьного учителя Гонори Тевари. Они сели на пол, сонливо потирая глаза, и в тусклом свете догорающего очага, который развели в конторе на ночь, на их лицах читалась причудливая смесь почтения, сонности и лености. Гонори Тевари прислушался и заверил: «Ничего страшного, господин. Это бегает по лесу стадо антилоп-нильгау».

Он собрался уже повернуться на бок и лечь спать, как я вновь спросил:

— Почему они вдруг так всполошились посреди ночи?

— Наверное, их преследует какое-то животное, господин. Отчего же еще? — успокоил меня Бишнурам Панде.

— Какое животное?

— Лесное, господин. Какое же еще? Может, тигр или медведь.

Я бросил взгляд на неприметную тростниковую ширму, прикрывающую вход в мою хижину. Она была настолько хлипкой, что, если снаружи собака толкнет ее, она свалится внутрь комнаты. Не стоит и говорить, что новость о каком-то тигре или медведе, которые этой тихой глубокой ночью гоняют стадо диких нильгау прямо перед моей хижиной, меня совсем не утешила.

Вскоре наступил рассвет.

3

Проходили дни, и лесная чаща всё больше очаровывала меня. Было что-то такое в ее уединенности и окрашенных киноварью макушках деревьев на закате дня, что неведомым образом влекло меня к себе, и я постепенно начал осознавать, что не смогу покинуть эти безбрежные, тянущиеся к горизонту лесные края и выжженные солнцем земли, источающие свежий аромат, и был уже не в силах просто так отказаться от этого ощущения свободы и приволья и вернуться в сутолоку Калькутты.

Это чувство не возникло неожиданно. Сколько нарядов и форм сменила эта лесная чаровница, всякий раз представая перед моим зачарованным взором в новом обличье и еще больше пленяя меня. То являлась вечерами, увенчав голову диадемой из невиданных багровых облаков, то приходила в жаркий полуденный зной, приняв облик сводящей с ума Бхайра́ви[17], то, обратившись небесной а́псарой[18], накидывала на плечи сотканную из лунного света вуаль, умащала тело ароматом свежих лесных цветов, украшала грудь гирляндой из звезд и посещала меня глубокими ночами, а иногда становилась грозной Ка́ли[19] и разрубала ночную тьму мечом яркого света созвездия Ориона.

4

Одну историю я не забуду никогда. Как сейчас помню, был праздник Холи[20]. Сипаи из нашей конторы отпросились на гулянья и целый день веселились на празднике, отбивая ритмы на барабанах-дхол. День уже клонился к вечеру, а звуки музыки и танцев всё не утихали, поэтому я зажег настольную лампу и сел писать письма в главное управление. К тому моменту, как я закончил, на часах было около часа ночи. Я почти околел от холода и решил выкурить сигарету. Подойдя к окну, я мельком взглянул в него, и то, что увидел там, заставило меня застыть в восхищении — полная луна, рассеивая темноту ночи, заливала всё вокруг своим мягким светом.

Прошло уже немало времени, с тех пор как я приехал сюда, но из-за холода или, может быть, по какой-либо другой причине, я еще ни разу не бывал на улице ночью, поэтому красота лунной ночи лесного края Пхулкии-Бойхар открылась мне тогда впервые.

Я отворил дверь и вышел на улицу. Вокруг ни души, сипаи, вдоволь нагулявшись на празднике, крепко спали. Безмолвный лес, тихая, одинокая ночь. Эту ясную лунную ночь не описать словами. Никогда раньше не доводилось мне видеть ничего подобного: деревьев практически нет, только небольшие кусты и заросли сахарного тростника, даже тени притаиться негде. Струясь сквозь полузасохшие на зимнем солнце стебли сахарного тростника, лунный свет мягко укрывал своим сиянием покрытую белоснежным песком землю, и, глядя на эту неземную красоту, становилось даже немного страшно — словно в моей душе поселилась какая-то беспредельная, равнодушная пустота. Стоя под куполом лунного неба той тихой глубокой ночью, я оглядывался по сторонам, и мне казалось, будто я оказался в чужой, неведомой стране, в которой человеческие законы теряли свою силу, словно глубокими ночами этот одинокий край, освещаемый лунным светом, превращался в царство волшебных существ, и мое незаконное вторжение в их владения им совсем не по душе.

После этого я еще много раз любовался лунными ночами в Пхулкии-Бойхар — например, в середине месяца пхалгу́н[21], когда всё вокруг словно укрыто цветистым ковром из цветов дудхли, доносимый ночным ветерком нежный аромат которых я жадно вдыхал, — и всякий раз меня неизменно удивляло то, как необыкновенно прекрасен может быть лунный свет и какое чувство смятения он может порождать в душе. И как я только не замечал всего этого, когда жил в Калькутте! Не стану описывать те лунные ночи, что мне довелось увидеть в Пхулкии-Бойхар, мне это не под силу: тому, кто не созерцал такого рода красоту своими глазами, будет недостаточного простого рассказа или описания, чтобы почувствовать ее, — это бескрайнее небо, это безмолвие, это одиночество, эти устремляющиеся к горизонту леса. Хотя бы раз в жизни стоит полюбоваться красотой такой ночи, а тот, кому не удалось этого сделать, всё равно что навсегда лишился возможности познакомиться с одним из невиданных и чудесных творений Бога.

5

Однажды под вечер, возвращаясь из разведывательного лагеря в Аджмабаде, я сбился с пути и заблудился в лесу. Земля здесь не была равнинной: высокие, поросшие деревьями и кустарниками песчаные холмы сменялись небольшими ущельями, всюду росла зелень. Я взобрался на один из холмов и осмотрелся вокруг в надежде разглядеть яркий флаг Ханумана, что красовался на крыше нашей конторы, но его не было видно, лишь только волнистые холмы перемежались с зарослями тамариска и сахарного тростника да изредка можно было увидеть рощи из дерева сал и аcан. После двух часов бесплодных блужданий, так и не выйдя на нужную дорогу, я вдруг подумал, почему бы не попробовать идти по звездам. Было