Суоми в огне - Ульяс Карлович Викстрем

— Ну, пошли? — раздался в дверях голос Ялонена.

— Сейчас, сейчас. «Можно я оставлю рюкзак у вас?» —спросил Старина Халоску.

— Конечно. Спасибо, что зашел, — сказала она на прощание.

Когда вышли на улицу, Юкка обратил внимание, что Старина все-таки сильно изменился. Это был уже не тот здоровяк, кровь с молоком, что раньше, да и степеннее как-то стал.

— Из каких же краев ты теперь явился? — спросил Юкка.

Обычно Старина, лесоруб, приезжал позднее, когда заканчивался сплав. А сейчас сплав в самом разгаре.

Немного помедлив, Старина пояснил:

— Из Питера на сей раз.

— Каким ветром тебя занесло в Питер?

— Да вот так... в гостях побывал. За решеткой.

Оказалось, что оп провел четыре месяца в Петрограде под следствием. Сидел в Шпалерной и в Крестах.

О том, что Старина связан с активистами[5], Юкка слышал, но вот об аресте ничего не знал.

— Понимаешь, они пронюхали, что я вербовал людей в Германию и был вроде проводника у егерей. Ну, меня цап-царап — ив клетку, — рассказывал он, посмеиваясь.

Властям удалось установить причастность Старины к движению егерей. Его и продержали под следствием до весны. А когда свергли царя, ворота петроградских тюрем распахнулись и политических заключенных выпустили на волю. На свободу вышло и немало финнов.

— Да-а... Кажется, я здорово промахнулся... Это я о том, что ребят не туда, куда надо, отправлял... на неправильный путь их толкал... И брата своего тоже...

— Я же говорил тебе.

— Говорил. Но если уж Мякелин, и тот... А он ведь в политике разбирается.

В тюрьме Старина встретился с некоторыми руководителями движения егерей. От них он узнал об этом движении немало такого, чего он, будучи рабочим, никак не мог одобрить.

— Видишь ли... Сдается мне, тут не все чисто. Очень уж похоже на шпионаж в пользу немцев.

— А не против ли нашего брата направлена вся эта затея? Вот чего я побаиваюсь.

— Вполне возможно.

— Да, там, где заправляют господа, рабочие должны держать ухо востро.

— Больше они меня не проведут...

Старина показал Юкке адрес, который ему дал один студент из Турку. С этим студентом, Армасом Арениусом, его брат Вилле ушел в Швецию. Студент сказал, что, если Старина в чем-то будет нуждаться, пусть обратится по этому адресу в Турку к его отцу.

— Черт побери, а может, в самом деле пойти и сказать: «Гони-ка, брат, несколько сот марок вышедшему из тюрьмы?!»

— Пустое дело! От этого старика Арениуса ничего не отколется.

— А ты что, его знаешь?

— Знаю и неплохо. Он один из совладельцев нашей верфи. Сволочь порядочная.

— Вот с него-то неплохо бы и содрать...

Они подошли к Рабочему дому. Раздеваясь, Юкка отметил, что Старина верен себе: все так же мало заботится о своей одежде. Добротный костюм из дорогого сукна, почти новый, а весь в пятнах, рукава на локтях лоснятся.

Они задержались перед зеркалом.

— Бal Да ты, кажется, скоро совсем лысым станешь, — засмеялся Старина.

— А я уже и так лысый, — ответил Юкка. Он приблизил лицо к зеркалу и провел рукой по щеке. — Черт побери, побриться-то забыл.

Старина и Юкка были примерно одного возраста, обоим под сорок, но Старина выглядел моложе Юкки.

Весь вечер они просидели в кафе. Сначала вдвоем. Потом к ним присоединился редактор местной рабочей газеты Комула, который всегда ужинал в Рабочем доме. А потом появился Анстэн.

По внешнему виду Анстэна трудно было заметить, когда он под «мухой». Но язык сразу его выдавал: старик становился не в меру разговорчивым, и ему обязательно надо было с кем-то поспорить.

Вот и теперь он подсел к ним. Сначала молчал, но вскоре ввязался в разговор:

— Вы послушайте. Вот что я скажу... Правильно Юкка здесь говорил... Все это так. А кто из вас прав — чертовски трудно сказать. Не знаю даже, кого и поддержать.

Он оглядел сидевших за столиком. Комула улыбнулся ему.

— Да-a, сразу видно, что господин магистр очень умный человек. — Анстэн с уважением посмотрел на Комулу. — И по глазам заметно, что у него большие научные знания. А вот этот парень — настоящий работяга, и манеры, и осанка у него такие... — Старик хлопнул Старину по плечу. — И все-таки Юкка лучше всех. Человек он хороший, товарищ что надо. Он не подведет. Мы его знаем, нашего Юкку. Спросите кого угодно, каждый скажет, что он — сама ч-честность...

Юкка попытался прервать Анстэна, но того уже трудно было остановить.

— Да-a, честность, какой никогда не бывает у образованных. Потому что образованные — подлецы... Вы не обижайтесь, у нас, рабочих, свое мнение о них...

Комула с любопытством слушал Анстэна. Но Ялонену все эти рассуждения старика показались глупыми. Он взял Анстэна за руку. Старик сконфуженно поднялся, и Юкка повел его к выходу. Обернувшись, Анстэн махнул рукой: дескать, не сердитесь, если не так сказал.

— Ничего... — кивнул Комула. И тоже встал. Попрощавшись со Стариной, он поспешил в редакцию: его ждала срочная работа.

— Мужик-то он неплохой, этот Анстэн, — сказал Юкка. — Только языком почесать любит.

— А как у вас на верфи дела? — спросил Старина, когда они опять остались одни.

— Драка предстоит. Бастовать будем. А то хозяева ни в какую.

— Из-за расценок, что ли, опять?

— Нет, за восьмичасовой рабочий день. За это теперь воюем. Народ сейчас злой. Сколько же можно терпеть из года в год одно и то же? Надоело уже... Забастовку начнем сразу, как только из Хельсинки придет разрешение.

— Черт знает что делается там, в центре! Всегда они тянут.

— С одной стороны, это и неплохо, — заметил Юкка. — Понимаешь, мы здесь на месте не всегда видим, как это дело выглядит в масштабах всей страны.

— Нет. Ты только подумай Мы у себя, на севере, тоже собирались бастовать. Дать настоящий бой, вовсю развернуться. А они все одну песню тянут: мол, подумайте, попытайтесь договориться. Черта с два с ними договоришься, с этими лесопромышленниками.

ПЕРВАЯ ПОБЕДА

В субботу рабочий день кончался раньше обычного. Гудок на верфи прогудел давным-давно, но Аукусти все не было.

Эстери несколько раз подходила к окну, высматривала, не идет ли, затем прикрыла кастрюли на плите,