Былые дни детей и псов - Сюэдун Чжан

Вслед за этим Бай Сяолань услышала, как мать, зарывшись под одеяло, сперва начала тихо всхлипывать, а потом вдруг зашлась в неистовых рыданиях, от которых становилось страшнее, чем от волчьего воя. Не так давно Бай Сяолань собственными ушами слышала, как воет волчица, но тогда рядом с ней была лучшая подруга, а сейчас она осталась совсем одна.

Лежавшая перед ней хрупкая женщина, столкнувшись с горестями, заметно сдала и начала увядать. С тех пор как поселок захватил голод, мать Бай Сяолань то и дело стала ошиваться на улице. Встретив кого-нибудь из соседей противоположного пола, она пускала в ход все свое женское очарование, завлекая мужчин печальными раскосыми глазами, перед взглядом которых те не могли устоять. Дождавшись ночного безлюдья, за воротами, мяукая или гавкая, начинал курсировать какой-нибудь похотливый тип, и мать, полагая, что дочь спит, скрытно выскальзывала из дома. Когда она возвращалась, в ее кармане непременно появлялась какая-нибудь еда: или запеченная до золотистой корочки картофелина, или горстка маслянистого кунжута, или черствая лепешка из грубой муки – в общем, все, что ценилось тогда больше жизни.

Пока мать разрывалась в своих жутких стенаниях, Бай Сяолань продолжала безучастно сидеть рядом недвижимая, словно туго запеленатая деревянная кукла. Для себя она уже решила, что будет сидеть без еды и воды, пока не умрет. Жизнь для нее потеряла всякий смысл. Чуть раньше, когда домой на грузовике из-под угля привезли ее бедолагу отца, ей в голову уже приходила эта страшная мысль, но тогда ее сердце было еще ко многому привязано. Теперь ее ничего не держало, она могла спокойно покинуть этот мир.

За окном худыми бездыханными скелетами уходили вдаль две темные, холодные улочки. В последующие несколько вечеров, независимо от того, оставалась ли мать дома или уходила, Бай Сяолань, словно монашек-аскет, продолжала упрямо сидеть на кровати. Лишь когда ее тело капля за каплей исчерпало все силы, а сознание угасло, усталость и голод окончательно ее победили, и она бессильно повалилась на постель.

В смутном тумане девочка снова попала в тот сумрачный узкий проход, где в черной угольной пыли неподвижно висел разреженный воздух. Постепенно ее дыхание ослабло, тело вдруг стало невесомым, словно легкое перышко, теперь она могла свободно перемещаться по этому длинному, извилистому черному проходу…

Удивительно, но узкий и круглый выход их этого темного прохода весьма напоминал колодец, в котором далеко-далеко колыхался круг яркого света.

Бум, бум, бум!

Бум, бум, бум, бум!

Бум, бум, бум, бум, бум…

Кто-то грубо барабанил в ворота. В этих напряженных звуках слышалась такая требовательность, что все в доме тотчас проснулись.

Мать через силу выбралась из-под одеяла и, усевшись на кровати, беспокойно посмотрела за окно. Настойчивый стук не умолкал. На лице матери промелькнула паника, выставив ухо, она на секунду прислушалась, после чего осторожно надела шлепанцы. Тут же она испуганно прошептала: «Неужели… это отец… неужели вернулся?» Напуганный до смерти Ячжоу забился под одеяло и скрючился там, словно в дом вот-вот должно было ворваться чудовище. Се Яцзюнь понимала, что мать еле-еле стоит на ногах. Переживая, что та может простудиться, она быстро набросила одежду и, спрыгнув с кровати, преградила матери путь, сказав, что сама узнает, в чем дело.

От дома до ворот ее отделяло около двадцати шагов, но сейчас это расстояние показалось длинным как никогда, каждый шаг сотрясал девочке душу. Между тем жуткий стук не утихал – казалось, дверь вот-вот разлетится в щепки. Неужели и правда папа? Если бы только он вернулся, они бы тотчас забыли про свое жалкое существование, когда только и делали, что целыми днями тряслись от страха. Будь он рядом, у них бы появилась опора, и они бы смогли пережить даже еще более сильный голод и трудности…

Полная надежды Се Яцзюнь принялась отодвигать засов, ее веки невольно задрожали, тело сковало судьбоносным предчувствием, закоченевшие руки и ноги перестали слушаться. Однако, открыв ворота, вместо отцовского лица она увидела напуганное и беспомощное белое лицо соседки. Остолбенев на пару секунд, Се Яцзюнь с силой закрыла ворота и, кипя гневом, прислонилась к ним спиной, словно своим слабым тельцем хотела защитить вход в дом. Не было печали – черти накачали, подумалось ей. Больше никогда в жизни она не хотела видеть эту женщину, никогда.

Однако та продолжала неистово колотить в ворота, не обращая внимания на реакцию Се Яцзюнь. Тут Се Яцзюнь наконец расслышала, как та, грохая в дверь, изо всех сил умоляет:

– Прошу тебя, ну открой уже! Тебе надо сходить к нам… У-у-у. Сяолань хочет что-то сказать тебе… Я перед тобой очень виновата, я настоящая скотина… В тот день я специально обидела тебя, чтобы ты разозлилась и держалась от нас подальше… Я боялась, что, путаясь с Сяолань, ты навлечешь на нас беду… Умоляю, сходи к Сяолань, хотя бы просто взгляни на нее!

Когда Се Яцзюнь в спешке прибежала к Бай Сяолань, та на последнем издыхании лежала на кровати в большой комнате. Кожа ее лица истончилась и стала подобной синевато-серой ветоши; глаза с крепко сомкнутыми веками глубоко запали, пересохшие губы покрылись белой коркой. На лоб девочки падал проникавший через окно бледный лунный свет, отчего ее спутанные волосы казались совсем седыми. Создавалось ощущение, что на кровати лежит совсем дряхлая больная старуха.

Забыв о старых обидах, Се Яцзюнь со всхлипами бросилась к Бай Сяолань, крепко сжала в объятиях истощенное тельце подруги и прижалась к ее личику мокрой от слез щекой. Каким же оно было ледяным! Из него, похоже, ушло все тепло.

Се Яцзюнь, обливалась слезами, на все лады звала Бай Сяолань, что есть мочи трясла ее. Наконец Бай Сяолань, словно сквозь сон, чуть-чуть приоткрыла глаза. Ее остекленевший взгляд уже утратил всю силу, поэтому, скользнув по лицу Се Яцзюнь, девочка снова устало и тяжело опустила веки. Однако было видно, какую напряженную работу проделывают ее пересохшие губы. Они долго подрагивали, пока между ними, словно порвавшись, не образовалась черная-пречерная щель, будто девочка собиралась сказать нечто очень важное.

Се Яцзюнь быстро подставила к ним ухо и тут же ощутила слабое дыхание Сяолань. Как же она любила, как обожала это дыхание! Когда-то они с Бай Сяолань все время проводили вместе, секретничая друг с другом. Превозмогая себя, Се Яцзюнь быстро подавила свои рыдания, вытерла слезы и затаила дыхание, боясь упустить хоть словечко.

– Прошу – тебя – прости – нас… Я – хочу – к папе.

Девочка по имени Сяолань, ее