Былые дни детей и псов - Сюэдун Чжан

Бай Сяолань окаменело замерла, уставившись на мать. Когда же та собралась оттолкнуть ее с дороги, губы девочки пару раз напряженно дрогнули, и на одном она дыхании выпалила:

– Ма… ты… ты зачем… зачем ты… так ранила Яцзюнь?

– Ишь ты, поганая девчонка, я тебе сейчас покажу! А ну пошла с дороги!

Не считаясь ни с чем, мать резко ее оттолкнула и вышла вон.

На небе сверкали звезды, а в доме царили мрак и безмолвие.

Когда человек длительное время занимается самобичеванием и страдает, то у него начинаются всякого рода галлюцинации. Словно в смутном тумане, Бай Сяолань встала с кровати, молча заправила ноги в тапки и в полном одиночестве вышла из темного дома. Приглядевшись, она заметила, что прямо на ступеньках крыльца ее ожидает Се Яцзюнь. В руках девочка сжимала два самодельных факела. Увидав Сяолань, она уверенно вручила один из факелов ей и сказала: «Держи, мы отправимся туда под покровом ночи!» Выглядела она несколько загадочно. Бай Сяолань без лишних разговоров взяла факел и крепко, словно древко флага, сжала его в руке. Они понимающе кивнули друг другу и, чувствуя полное родство душ, ни слова не говоря вышли за ворота.

Ночная улица сверкала нереально ослепительной белизной. Здесь было намного приятнее, чем дома. Пристроившись друг за дружкой, девочки, непринужденно шагая, завернули за угол и пошли по главной улице. Они миновали бывшую столовую, лавку с товарами первой необходимости, унылую масляную лавку, среднюю школу с заброшенным двором, внутри которой застоялась кромешная тьма. В полной тишине они дошли до двора поселкового совета и там остановились. В глаза им бросилась надменная плавильная печь с уходящей в небо дымовой трубой, она уже давно стояла не у дел, никто здесь больше не горел энтузиазмом. Голод, словно злобный Нянь[28], взял и сожрал весь боевой дух местных жителей.

Се Яцзюнь передала Бай Сяолань свой факел, а сама вынула коробок спичек и слегка дрожащими пальцами чиркнула спичкой. Огонь на секунду загорелся, но снова погас, тогда она чиркнула другой спичкой, и та загорелась во всю силу, от нее исходили яркий огонь и едкий запах серы. Се Яцзюнь невозмутимо поднесла горящую спичку к факелам в руках Бай Сяолань. Те тут же вспыхнули неистовым голубоватым пламенем, осветив лица девочек ярким светом, отчего они стали похожи на двух невест. Бай Сяолань любовно смотрела на подругу, Се Яцзюнь казалась ей воплощением очарования – во всем поселке не сыскать девушки красивее и умнее. Бай Сяолань всегда хотелось быть с нею рядом и делать все, что та пожелает. Даже если предстояло пройти сквозь огонь и воду, она бы сделала это не колеблясь.

Се Яцзюнь загадочно показала на стоявшее перед ними темное здание и деловито шепнула на ухо Бай Сяолань: «Ты ведь хотела узнать правду? Идем, сейчас я тебе все покажу». Бай Сяолань на секунду растерялась, но, следуя указаниям подруги, все-таки подняла высоко вверх два факела и твердо зашагала вперед. Хотя у нее тряслись поджилки, она толкнула ногой дверь. Та оказалась незапертой и со скрипом распахнулась. Бай Сяолань замерла на месте, но тут же позади услышала подбадривающий голос Се Яцзюнь: «Сяолань, не дрейфь, внутри тебя ждет приятный сюрприз». Сяолань тотчас пришла в себя и, приободрившись, с чувством воздела факелы вверх. Вокруг сразу заколыхались тени. Увидав на стене собственную огромную тень, девочка решительно направилась дальше.

Ослепительный свет факелов осветил каждый угол комнаты. Через заваленный бумагами письменный стол и стул с покосившийся спинкой она увидела узкую кровать. Сетка кровати яростно раскачивалась от лежавших на ней неистово двигавшихся голых тел. Она не могла поверить своим глазам, но в одном из них, пугающе белом, с растрепанными как у ведьмы волосами, она узнала собственную мать. Бай Сяолань оцепенела, дыхание ее сбилось, руки задрожали, по спине пробежал неприятный холодок. Она не знала, что делать дальше, факелы выскользнули у нее из рук… и огонь неожиданно погас. Мир снова погрузился в кромешную тьму, непроницаемую, без конца и края.

Тут девочка услышала громкий красноречивый смех Се Яцзюнь, от которого готова была провалиться сквозь землю, словно ее принялись дразнить:

– Потаскуха! Потаскуха! Потаскуха…

– Бесстыжая! Бесстыжая! Бесстыжая…

На этом кошмарный сон прервался. Трепеща от страха, Бай Сяолань уселась в кровати и просидела так невесть сколько, пока со двора не послышались торопливые шаги матери. Словно бесстрашная кошка, она безмолвно проникла в дом и устало глянула в сторону дочери, которая оцепенело сидела на кровати, закутавшись в одеяло.

– Чего сидишь, как оживший труп? Ночь на дворе, а тебе все не спится, – раздраженно пробормотала она.

Мать быстро скинула обувь и прямо в одежде улеглась на кровать. Между нею и дочерью оставался большой заполненный немой темнотой промежуток, который был похож на непроходимую канаву. Устроившись в постели, мать словно вдруг опомнилась и принялась шарить рукой под одеялом. Через минуту она протянула Бай Сяолань руку, от которой пахло чем-то странным. Бай Сяолань инстинктивно воспротивилась этому подозрительному запаху.

– Ну, совсем уже обессилела от голода, на вот, съешь.

Бай Сяолань тупо уставилась на белоснежную руку матери, однако осталась неподвижной, словно истукан.

– Совсем тут одурела, даже губами пошевелить не в силах?

Тон матери стал безжалостным и злобным, она явно созрела для скандала.

Однако Бай Сяолань продолжала сидеть неподвижно. До еды было рукой подать, ее манящий аромат, словно рой оживших комаров, норовил проникнуть ей в рот, у нее даже зачесалось в носу, а в горле уже активно заработали глотательные мышцы, и тем не менее она не только не протянула руки, но еще и упрямо сомкнула губы. Через пару минут полного молчания мать резко уселась и, едва не задыхаясь от злости, ткнула прямо в рот Бай Сяолань чем-то черствым. Это было больно и неприятно, словно по губам прошлись тупым ножом.

– В чем дело? Что ты, словно мертвец, вперилась в одну точку? Не знаешь, как жевать? Может, думаешь, что мать еще и рот тебе открывать будет?

Бай Сяолань чувствовала грубую силу в руке матери и соблазнительный аромат еды. Сопротивляться этому было трудно, и все-таки она крепко-накрепко сомкнула губы и намертво стиснула зубы, чтобы только ничего не попало к ней в рот и не растворилось в желудке. Видя такое поведение дочери, мать снова принялась пихать ей в рот еду, наконец она сникла и, неожиданно успокоившись, улеглась.

– Не хочешь, мама сама съест, а ты помирай от голода, так тебе и