Беглец пересекает свой след - Аксель Сандемусе

«Видишь, я произвела на свет человека, который есть Господь», — воскликнула Ева, когда родила Каина.

Адаму это было безразлично. Преемник престола полезен, но вряд ли любим. Адам преследовал Каина, пока тот рос; он угрожал ему и бил его. Отец и сын были далеки от заботы друг о друге. Адам в душе посмеялся над Каином, когда царица позвала царя по официальному вопросу.

Затем Ева родила другую Еву, и она была отдана Каину, но Адам не мог простить того, что у него родился сын, и всю свою злобу он направил против Каина. Поэтому он отдал новую Еву Авелю.

Адам и Авель заключили договор о дружбе, в то время как Каин, будучи в тревожном настроении, обходил свое поле. А вечером Каин убил Авеля, и слезы его текли по телу брата.

Но Люцифер не мог вынести свободы; его мучила тоска; он не был по своей природе, как Адам, спокойным землепашцем. Он осознал, насколько он полон греха, и возложил свою надежду на закон Иеговы.

Тогда он взошел на самую высокую гору и произнес свое «нет» Иерусалиму; он отрекся от мира и всех мирских почестей и с болью в сердце покорился воле своего отца.

Но только после того, как он был пригвожден к кресту и отрекся от собственной матери, старец позволил благодати снизойти на него.

И вот я сижу в изгнании, отверженный, и мечтаю об искуплении. Но каждый день мы являемся и Люцифером, и Иисусом. Разделить их — мечта нашего сердца.

КОНЕЦ КНИГИ ЭСПЕНА

ПРАВИЛЬНЫЕ ВЕЩИ

Здесь мы сидим, и тот, кто сейчас говорит, — человек более спокойный духом, чем неделю назад. Прошли годы с того времени, когда он действительно нуждался в искуплении. Это рост и развитие, это продвижение к цели высокой ценности, высшей цели, хотя она всегда бледнеет и исчезает, когда человек находится всего в одном шаге от нее.

Но чем же тогда была религия у Янте? Нет такой формулы, чтобы выразить это. Я имею в виду прежде всего тот социальный слой, из которого вышел я сам. Там существовала религия, состоящая из прострации перед утонченными людьми или их дискредитации, что равносильно одному и тому же. Существовало и бисексуальное поклонение священнику и его жене.

Но официальной религией было, прежде всего, требование, чтобы каждый поступал как все. Это было глубоко запечатлено в сознании каждого. Эта религия основана на законе Янте. Тот, кто не крестит своего ребенка, считает себя не тем, кто он есть. Это не имеет ничего общего с христианством. Страх за судьбу некрещеного ребенка — это страх Янте; но некрещеных детей тоже не существует по той причине, что такой ребенок не рожден должным образом. По общему мнению, у человека, который отказывается крестить своего ребенка, что-то не в порядке с головой; сначала смеются, потом злятся.

Это религия, которая нападает на каждое отклонение от нормы, как на вредителя. Это религия, которая стремится достичь, духовно и физически, стандартного типа. Она строго следит за тем, чтобы все было исполнено до буквы в отношении крещения, аттестации, брака и погребения. Но истинное поклонение Богу — это то, чего стыдятся, и это любимый вид спорта для вольнодумца.

Это находит свое лучшее выражение в клевете, направленной на священника.

Эти формы, потерявшие свое содержание, если у них вообще было какое-то содержание, могут впоследствии пройти проверку у людей, скованных нелепым суеверием природы. Протестантизм отказался от абсолюта и установил на его месте чувство неуверенности, страх, что все будет сделано неправильно. Естественно, эта душевная неуверенность коренится в том, что в вопросах такого рода правильность в абсолютном смысле вообще не существует. Вопрос захоронения, например, не представляет собой большей проблемы, чем проблема избавления от трупа и рационального решения этого вопроса. Но человеческий разум каким-то образом вовлекает себя в интенсивную веру в существование форм, которые выражают правильный и неправильный путь, и в результате пылает неопределенностью, часто до безумия. Большинство людей в глубине души знают, что похороны в их существующем виде — это жуткий фон, на котором можно наблюдать за уходом человеческой жизни. Человек мечется туда-сюда, возится с трупом, шушукается и продолжает жить, пока печаль не сменится раздражением. Если мы похоронили того, кого любили больше всего на свете, мы покидаем кладбище с чувством облегчения и хвалы Богу за то, что все наконец-то закончилось! Но мы не говорим об этом; мы суетимся и раздражаемся. Кремация — это еще хуже, это пародия на старомодный способ погребения, все старые тоскливые формы в полном расцвете. Жизнь завершается в момент смерти, а не в могиле. Если у нас и должны быть религиозные церемонии, то они, конечно, никоим образом не касаются трупа как такового, какую бы точку зрения мы ни отстаивали.

Во время моего рассказа о святом камне я также сообщил о смерти моей матери и вкратце коснулся ее похорон. Они закончились, как и большинство похорон, шокирующим фарсом. У священника сложилось впечатление, что повод требовал от него сказать что-то действительно блестящее; ему удалось лишь произнести больше пошлой чепухи, чем мог бы произнести полунищий вольнодумец за половину времени. Он повторял себя, терял нить и повторял свое повторение. С неожиданной авторитетностью он повторил это еще раз; затем, его взгляд встретился с моим, он замолчал на мгновение, прежде чем закончить с неожиданным акцентом: «В смерть мертвых войдите вы и узнаете, что смерть мертвых есть жизнь живых через смерть мертвых, ибо смерть мертвых не есть смерть мертвых, но большая смерть мертвых есть — хм — смерть мертвых есть жизнь. Смерти мертвых да не убоитесь!»

Какая бессовестная чепуха! Но Янте требует, чтобы была произнесена речь, заранее зная, что на священника можно рассчитывать, что он выразит себя с минимальным смыслом. И никогда не обнаруживает, что это не обязательно так, потому что всегда считается публичным скандалом, если кто-то понимает, что имеет в виду служитель церкви. Считается само собой разумеющимся, что священника никогда нельзя понять. «О, какая прекрасная речь!» заметила тетя Олин.

Пока все было хорошо. Но теперь настала наша очередь принять активное участие в церемонии, а вместе с ней и ужасный страх сделать что-то не то. Выносить гроб должны были те из сыновей, кто был дома, а также несколько более дальних родственников, и тут же возник заговор против некоего человека, который в