Русский остаток - Людмила Николаевна Разумовская

Тогда, в двадцатые годы, сталинское предложение не прошло. Возможно, оттого, что после окончания Гражданской войны большевикам нужно было во что бы то ни стало удержать расползавшуюся страну, и в качестве подачки национальному самолюбию элит и стали образовывать социалистические республики по всему телу России, даже на тех бескрайних ее просторах, где отродясь никаких государственных образований не существовало.

Сепаратизм – явление не сегодняшнее. Сразу после падения монархии народы России стали разбредаться в разные стороны, видно, царь и в самом деле являлся той духовной (ненасильственной) скрепой, удерживавшей не только мир от пришествия антихриста, но и собственную страну от развала.

Искусственное создание на теле единой-неделимой советских республик, равно как и нарезание им земель по произволу власть имущих, явилось миной замедленного действия. И преемник Сталина Никита Хрущев в пику предшественнику и по личному движению души щедрой рукой стал раздавать национальным республикам то, что раздаче никак не подлежало, – исконно русские земли, политые русской кровью. Благо, никому из тогдашних властителей России и в страшном сне не могло привидеться, что отданное задаром свое добро (все равно ведь общее, наше!) когда-нибудь, и очень скоро, станет не нашим и не общим, а «ихним» и чужим.

В сорок втором году Сталиным была проведена операция по депортации чеченского народа. Он опасался, и небезосновательно, пятой колонны на Кавказе. Операция была проведена, если можно так выразиться, блестяще: быстро и четко и даже с малыми людскими потерями. Сталин был, как известно, человек решительный и гамлетовскими вопросами не озабочивался. Перед ним не стояла проблема трагического выбора: и оставлять чеченцев на Кавказе нельзя, и депортировать целый народ невозможно. Не обременяясь интеллигентскими комплексами, он не мог позволить себе роскошь рисковать всей страной, ее будущим, ее победой в войне, и все вопросы решал исключительно с точки зрения государственной целесообразности. Да, народы, как и отдельные личности, приносились в жертву государственной необходимости. Но в России (да и не только в России), хотим мы этого или не хотим, и всегда приоритет отдавался государству. Для его выживания. Слишком уж суровыми были условия: и с востока, и с запада, и с юга грызли страну охотники до наших земель. И народ, в общем, с этим соглашался. Во всяком случае, Сталину прощалось все: и голодомор, и раскулачивание, и ГУЛаг… за что? Не для себя старался. Державу строил. Можно сказать: да не нужна нам такая и держава! Можно… И говорят. И рушат. И уже разрушили. И даже спустя сорок лет пришел вождь, который, как говорят, дал народу свободу – вымирать, олигархам – грабить, СМИ – развращать. Но народ его за это все равно не полюбил, а разве уж по своему исконно христианскому мягкосердечию при отпевании вздыхательно-милостиво по заповеди малость пожалел.

Поразительно все же это отношение народа к властителям: Грозного, несмотря ни на что, почитали как царя, а некоторые почитают и как святого. Петра считали за антихриста. Сталина – обожали, согрешая, разумеется, второй заповедью – сотворением кумира. Над всеми последующими смеялись. Пути власти и народа все бесповоротнее расходились, пока не стали параллельными.

В пику умершему вождю всех народов Хрущев одарил Чечню казачьими землями Наурского и Шелковского районов левобережья Терека. И русские в пятьдесят седьмом году помогали возвращающимся из ссылки вайнахам обустраиваться на своих землях, а в девяносто девятом благодарные горцы замучили последнего русского девяностолетнего жителя Шелковского района, после долгих пыток зарезав его ножницами.

Кто и когда считал русские слезы, русские обиды, русскую кровь? Мы сочувствовали и сострадали переселенным чеченцам и крымским татарам, и калмыкам и эстонцам, и чехам и венграм, и латышам и полякам, мы били себя в грудь и проклинали режим. Но чехи, венгры и поляки, калмыки, чеченцы и эстонцы и все прочие народы и народности проклинали и проклинают вовсе не режим, но русских. Как будто у Сталина фамилия не Джугашвили, а Иванов, и революцию замешивали не Троцкий с Лениным, а Сидоров и Петров. Как будто не латышские стрелки помогли Ленину в критический момент удержать власть, не китайские полумиллионные отряды расправлялись с восточной жестокостью с восстававшими мужиками, как будто не поляки Дзержинский с Менжинским стояли во главе чекистских палачей и не венгр Бела Кун с «фурией красного террора» Розой «Землячкой» превратили наказ Троцкого «сделать Черное море – Красным» от русской офицерской крови в жуткую быль.

Хотя и Сидоров с Петровым, разумеется, причастны и за все заплатили сполна. И по сию пору платят.

Триста пятьдесят тысяч русских покинули Чечню в результате беспрецедентного насилия над нечеченцами в начале девяностых годов, задолго до начала военных действий. Куда делись эти люди? Кто им помог обустроиться? Кто оказал им гуманитарную помощь? Кто выразил моральную поддержку? Трагедию русских просто в очередной раз никто не заметил.

Как не замечали те же пресловутые правозащитники убийств, грабежей, изнасилований, угона в рабство тысяч русских, мирных, гражданских жителей, никак не участвовавших ни в политических играх, ни в военных операциях. Им это было неинтересно, за это им не платили.

Трагедия русских не считалась трагедией. Ее как бы вообще не было. Или она была ничто. Она была ничто прежде всего для власти, менее всего озабоченной защитой государствообразующего народа. Но она была ничто и для самих русских, привычно разобщенных и равнодушных к судьбам друг друга. Менее всего у русских есть то, в чем их лицемерно и подло обвиняют, – шовинизм. Привычка ли жить в империи бок о бок с разными не подавляемыми ими народами, ощущение ли своей многочисленности, своих пространств, где никому не тесно и каждый пришелец может прийти и поставить свой дом рядом, или это вообще отсутствие чувства национальной солидарности, существующее почему-то тем не менее у других, близких нам по религии и духу славян? «Помните, казаки, – говорил выдающийся атаман и талантливый писатель генерал Петр Краснов, выступавший в уже начавшуюся послефевральскую смуту за отделение казачьих земель от России, – вы не русские!» И украинцы не желают иметь с нами ничего общего: «проклятые москали»! Что уж говорить о поляках, прибалтах, что говорить о Западной Европе! Мы всем ненавистны: и ближним соседям, и дальним, и все маленькие народы жаждут вырваться на свободу и бегут прочь от Москвы, как от зачумленной. И чем более Москва делает им реверансы, сует пряники и раздает суверенитеты, тем более и рвутся. От царей не хотели рваться, наоборот, рвались к царям, от Сталина – не смели, нынешняя Москва из последних