Луч солнца - У Тейн Пхей Мьин

и трех дней, как опять убежал. Отец с матерью бросились разыскивать. Отец выдрал его как следует и велел сидеть дома. Но через десять дней Сейн Твей в третий раз убежал. И теперь его уже не искали.

Рассказ Сейн Твея поразил меня. Как же так? Иметь родных отца и мать и не жить дома? Может, родители не любят его?

— Любят. Хотят, чтобы я жил с ними и хорошо учился, — ответил Сейн Твей на мой вопрос.

— Тогда почему же ты решил уйти от них?

— Просто так. Не хочу жить в этом доме, вот и все.

Сейн Твей уговорил меня присоединиться к нему. Сказал, что найдется для меня и угол и работа. А что мне еще нужно было?

Совсем недавно в деревне мы с Маун Нге вытаскивали полные сети рыбы. Теперь мы с Сейн Твеем воровали рыбу на базаре Кили. Повезет — утащим одну-две рыбины. Когда мы попадались, били нас нещадно, грозились даже отправить в участок. Украденную рыбу мы тут же продавали. На вырученные деньги покупали еду. Если оставалось еще немного денег, шли в кино. Сейн Твей оказался ловкачом. Он учил меня воровскому искусству. В толпе не упускал возможности стащить кошелек, а то и золотую цепочку. Пристанище мы нашли под настилом пристани Бо. Особенно широко мы разворачивались во время религиозных праздников, на которые собирались массы народа, открывались базары. Мы не стеснялись очищать карманы подгулявших прохожих, тащили все, что могли, из уличных лавочек, чайных и харчевен. Мне было далеко до Сейн Твея. Я не отваживался на такие отчаянные дела, какие для него были обычными. Меня постоянно влекло к театральным балаганам, где бродячие труппы давали праздничные представления. Сейн Твей тоже любил подобные зрелища.

Однажды мы пошли в кино, и во время сеанса я почувствовал себя совсем скверно. Но Сейн Твей хотел досмотреть фильм, поэтому я тоже сидел до конца. К пристани мы добрались часов в десять вечера. В два часа ночи я проснулся от сильной боли — не мог двинуть левой рукой. Сейн Твей позвал на помощь грузчиков с базара Кили. Те на велорикше отвезли меня в больницу. В приемном покое меня осмотрел дежурный врач и велел отвезти в палату. Так началась моя больничная жизнь.

Персонал больницы, зная, что у меня нет никого из родных, относился ко мне с особой заботой и вниманием. Общение с чуткими людьми приносило мне много радости. Я теперь уверился, что в мире есть не только мерзавцы и негодяи.

Сейн Твей не навещал меня. Уже несколько дней прошло, как меня положили, а он не появлялся. Я не винил его: жилось парню трудно. Даже себя одного прокормить было ему непросто. Я был благодарен ему за то, что он не оставил меня в беде, когда я, неопытный деревенский парень, впервые попал в этот огромный город. Благодаря ему последние пять месяцев я не голодал и не валился с ног от непосильной работы.

Он так и не показался. Но я не чувствовал себя одиноким: вокруг меня были люди — врачи, сестры, больные. Особенно я благодарен соседям по палате. Они кормили меня, убирали за мной, когда я не мог двигаться. Хорошая пища, покой и уход сделали свое дело: я начал постепенно поправляться. Лечащий врач сказал, что у меня больное сердце и что единственный путь вылечить меня — это операция. Но оперировать было еще рано: слишком ослабел. И меня начали к ней готовить.

Три месяца в больнице пролетели незаметно. Хорошо, что в монастыре я научился немного читать. Чтобы скоротать время, я начал почитывать журналы и книжки. Врачи и больные — все поощряли меня.

Потом меня прооперировали, после чего я провалялся в больнице еще три месяца. Потом меня перевели в другую больницу, для хронических больных. Заведовал ею доктор У Пхей Кхин, очень добрый человек. Здесь я еще больше пристрастился к чтению, начал даже сам сочинять стихи и короткие рассказы.

Ко мне приходили из благотворительного совета. Предлагали вызвать отца и обещали мне помочь найти его. Но я знал, что отец не приедет. Если он в родной деревне не замечал меня, то вряд ли проснутся у него отцовские чувства к уже взрослому сыну, хоть он и тяжело болен. И я был прав. Отец так и не появился в Рангуне.

После операции у меня плохо двигалась левая рука. Еще через три месяца я был переведен в дом для нетрудоспособных. Главный врач У Хла Пхей в общении с больными и персоналом выражений не выбирает, но человек он хороший.

Через несколько месяцев, когда моя рука начала немного двигаться, меня устроили на курсы переплетчиков. Для меня это самая подходящая работа. Теперь я уже освоил эту специальность и с ней, я надеюсь, в жизни не пропаду. Беспокоит меня только мое бедное сердце. На сколько его еще хватит?»

Перевод К. Шаньгина.

НЕПУТЕВАЯ

Некоторые говорят, что я от рождения такая непутевая. Потому, мол, все так и сложилось. Другие винят во всем мою мать. А иные почему-то называют балбесом моего отца. Но что эти люди знают обо мне и моей жизни? Что-то где-то услышали — и фантазируют каждый на свой лад. Мне все равно, что они думают и что говорят. Никто не знает о человеке столько, сколько знает он сам. И я считаю, что каждый должен самостоятельно решать свои проблемы, находить выход из любого трудного положения.

В том, что пришлось мне испытать, я не виню ни мать, ни отца. И себя я тоже не чувствую виноватой. Есть такая поговорка: после меня хоть потоп. Это о тех, кто ради своей выгоды готов идти, как говорится, по чужим головам. Вот и по моей голове прошлись. Расскажу сама, как это было.

В школе меня все звали Ма Ин Мей, а дома Пу Су Ма — Косичка. Так ласково окрестил меня отец. В семье нас было четверо — отец, мать, старший брат и я. Жили не бедно. Отец, У Тху Мьяйн, служил в полиции в чине сержанта. Можно сказать, был образованным человеком. Красивым я бы его не назвала, но лицо его и вся фигура были полны мужского достоинства. Моя мать, До Хла Тве, привлекательная, светлокожая, стройная женщина с красивыми глазами, не выучилась ни читать, ни писать. Обидно, конечно: внешне такая симпатичная, а в жизни столь недалекая. Отец познакомился с ней, когда служил полицейским в морской полиции. Мама, тогда уже круглая сирота, ютилась у двоюродной