Жертва цивилизации - Аркадий Тимофеевич Аверченко

– Что вам угодно, барышни? – со вздохом спросил Андреев.

– Ай-ай-ай! – взвизгнули обе. – Разговаривает!

И, обезумевши от ужаса, бросились врассыпную.

На Тверскую Андреев не пошел. Накупил газет и, печальный, побрел в свой номер.

В первой газете, которую он развернул, было написано:

«Передают из достоверных источников, что Леонид Андреев находится в настоящее время в Антверпене. Писателю город очень понравился. Целыми днями его видят гуляющим по набережной и в гавани».

«А надо будет, в самом деле, когда-нибудь, – подумал Андреев, – проехаться в Антверпен. Вероятно, любопытный город». Отложил первую газету и взял другую.

«На днях в дружеской беседе Леонид Андреев, – сообщалось во второй газете, – восхищался немецким поэтом Бирбаумом. Он считает его одним из лучших представителей немецкой поэзии».

– Бирбаум… – прошептал Андреев. – Странная фамилия. Надо будет почитать что-нибудь Бирбаума…

Встал и, потянувшись, взглянул на часы.

– Ужасно однообразные газеты нынче… Восемь часов… Пойду-ка я куда-нибудь в театр повеселиться.

Вышел, сел на извозчика и сказал:

– Вези меня, братец, в какой-нибудь театр. Смерть хочется повеселиться. Хе-хе…

– В Художественный? – спросил извозчик.

– Можно и в Художественный. Впрочем, нет, брат. Там идет моя «Анатема». Вези куда-нибудь в другое место. К Коршу, что ли.

Приехав в коршевский театр, Андреев купил билет и на цыпочках вошел в зрительный зал.

На сцене стоял актер в студенческом мундире, страстно взывая к актрисе:

– Оль-Оль! Я люблю тебя! Посмотри на эти Воробьевы горы…

– «Дни нашей жизни», – разочарованно прошептал Андреев. – Экая незадача!

Неприятная горечь накоплялась в груди и комком подкатывала к горлу.

Он встал, вышел на улицу и сел на другого извозчика.

– Вези меня, голубчик, в какой-нибудь театр, кроме Художественного и Солодовниковского.

– Пожалуйте!

Подойдя к кассе третьего театра, Андреев взял билет и спросил кассиршу:

– А что сегодня идет?

– «Анфиса» Леонида Андреева. Очень хорошая вещь.

Андреев скомкал билет и со стоном выбежал на улицу.

– Есть еще один театр, – сказал он сам себе, – но у меня и пьеса еще одна есть: «Жизнь человека». Я уверен, что наткнусь именно на нее. И еще один есть театр. Но туда не стоит и показываться: там, я знаю, – «Черные маски».

Во взоре его светилось отчаянье.

Громадный равнодушный город катил перед ним тысячные людские волны, громадный город заключал в себе массу развлечений, но – все они были не для него.

– Для всех, кроме него! Ха-ха!

Чем дальше, тем все больше и больше ему хотелось повеселиться… Взгляд его упал на гигантскую огненную вывеску:

СИНЕМАТОГРАФ

«МОДЕРН»

«Пойду я хоть в синематограф», – подумал несчастный и уныло побрел в иллюминованный подъезд.

* * *

Через минуту публика в ужасе шарахнулась от какого-то невысокого черного человека, который со страдальческим воем, расталкивая всех, бросился к выходу.

В синематографе демонстрировали сенсационную картину:

ЛЕОНИД АНДРЕЕВ

У себя на даче.

Только самое короткое время!

Леонид Андреев на моторной лодке.

РЕДКОЕ ЗРЕЛИЩЕ!

Леонид Андреев и Оскар Норвежский за чаем!

Леонид Андреев говорит в граммофон.

Невозможное стало возможным!

СПЕШИТЕ

СМОТРЕТЬ!

На лице Андреева застыла мертвенная скука; в глазах виднелось страдание. Он махнул рукой и пошел на вокзал написать жене письмо, – что завтра выезжает обратно.

– Открыточку? – спросила его продавщица в вокзальном киоске. – Вот, пожалуйста… Не желаете ли: Леонид Андреев, последний выпуск.

Андреев, шатаясь, отошел от киоска, опустился на колени и, воздев руки кверху, заплакал:

– Господи! За что ты меня проклял?!

Служитель муз

– К вам можно?

Не дожидаясь ответа, ко мне в кабинет боком протиснулся высокий парень с тупым взглядом исподлобья и порывистыми, без всякой логики, движениями.

– Это вы самый и есть редактор?

– Не скрою… Я, действительно, немного замешан в этом деле.

– Так. Странно только, что лицо у вас не редакторское. Такое, какое-то… недалекое.

– Послушайте…

– Да вы не обижайтесь… Ведь я не ставлю вам этого в вину.

– Что вам нужно?

– Принес стихи!

– Хорошо… Оставьте! Ответ через две недели…

– Э, нет! Мы эти штуки знаем… Я хочу, чтобы вы их сейчас прочли.

Будучи втайне зол на посетителя за его отзыв о моем лице, я решил затянуть ответ еще больше, чем на две недели.

– Зайдите как-нибудь зимою. Тогда я… Впрочем, можно прочесть их и сейчас!

Последняя фраза была произнесена мной невольно, после того как я поднял глаза на посетителя и увидел направленное на меня дуло револьвера.

Съежившись, я небрежно спросил:

– Вы хотите показать мне систему вашего револьвера?

– Нет, я хочу показать свою систему беседы с людьми вашего пошиба. Скажите, хотели бы вы получить кусок свинца в лоб?

Я категорически отказался от этого.

– Во-первых, мне сейчас некогда! Затем, ваше предложение так неожиданно… Я подумаю. Зайдите на днях.

– Да ты стихи прочтешь или нет?! – заревел посетитель, потрясая револьвером.

– Конечно, конечно… Я уверен, что стихи ваши превосходного сорта.

– Еще бы! Эй! Убери от звонка лапу, а то я ее перешибу!!

– Вы думаете, я хотел позвонить? Глубоко ошибаетесь… Какой у вас красивый почерк!

– Нужно быть упадочником и дегенератом, чтобы, держа такое произведение в руках, восхищаться только почерком. Читай, – только с чувством!

Я исполнил его приказание лишь наполовину, потому, что стал читать рукопись с чувством глубокого отвращения. Она начиналась так:

Что вы жирные? Что серые?

Дьявол вас на свет призвал…

Думы – мыши… вас без меры я

Ненавидел. Целовал.

Ваш овал.

Как шаман, я дик, я страшен —

Не хочу в подвал,

Одинок, я в зубьях башен

Черепа овал

Целовал!..

Закрывши глаза и приложив в рассеянности револьвер к животу, поэт наслаждался музыкой своих стихов. Я хотел потихоньку дернуть его за руку, палец которой был на курке, но поэт открыл один глаз и вопросительно посмотрел на меня.

– Читали вы что-нибудь подобное?

Совершенно искренно я ответил:

– Ничего подобного я не читал.

– То-то же… Вы третью строку поняли?

– Ах, это где мыши?.. Очень, очень мило.

– Вы поняли, что такое мыши?

– Как же! Это такие серые животные из породы грызунов, которые…

– Боже! И такой человек – редактор! Ну, где у вас мозги? Я спрашиваю, где ваши мозги?

Боясь, чтобы он в поисках моих мозгов не вспомнил о револьвере, я поспешил замять этот щекотливый вопрос.

– А эта строка у вас – чудо, что такое!

Как шаман, я дик, я страшен…

Не хочу в подвал!

– Ты догадался, почему