Комната одиночества - Александр Павлович Волков

больно, будто смычки душу рвут на части, бередят, терзают. Потом мягче и кажется, что на тебя опускается огромное снежное покрывало, становится прохладно и мягко, даже тепло и чудовищно прекрасно. Потом затихают по углам последние звуки, и наступает абсолютно рефрактерная фаза, во время которой ничто и никак не может меня возбудить. Но и сама эта фаза заканчивается, я наполняюсь силой, волнением, нет, скорее волнением, чем силой. В меня вливается энергия, но не энергия действия, а энергия какой-то рефлексии, и из моего тела начинает, наподобие тепловых лучей, струиться только что звучавшая музыка – феномен последействия, маразм, психоз, наслаждение? Комната вновь наполняется музыкой, и я в ней плыву. Но скоро источник гаснет, ведь закрома уже пусты, и все затихает, магнитофон шлепает пленкой, вырванной из пустой катушки, я сам пустой, как после очередного километрового кросса. Не хочется повторно ничего слушать, ни музыки Вивальди, ни рока, ни еще чего-нибудь другого…

Когда я добрался, наконец, к начальнику политотдела, у него в кабинете негромко звучала музыка. И это была музыка Вивальди. Но расслабиться мне не удалось…

Начпо сидел на стуле, как в зубоврачебном кресле. Я еще подумал, что такого никогда не прихватит радикулит, сидит так, будто у него не позвоночник, а бамбуковый шест. Я потом узнавал начпо по его посадке в машине или по походке. Когда я видел УАЗик, то сразу присматривался к тому, кто сидел, справа от водителя – если голова запрокинута так, что, кажется, вот-вот фуражка слетит с нее, значит, начпо. А ходил начпо так, будто только что сбросил с плеч рюкзак килограммчиков на сто, который он таскал дня два, не меньше.

А как про начпо трепались? Это я позже все понял, а тогда, в свои первые дни пребывания в бригаде, я чутко прислушивался к тому, что рассказывали про него. Говорили, что начпо периодически затевал с комбригом перепалки на тему, кто в бригаде главнее.

– Я комбриг! И вы мне подчиняетесь! – кричал капитан первого ранга Ветров.

– Нет, вы – коммунист! А я главный коммунист в этой бригаде, значит, вы подчиняетесь мне, и я старший!

– Но у нас есть военнослужащие не коммунисты! – парировал капраз Ветров.

– У нас в Вооруженных Силах единоначалие, но на партийной основе!

Я долго не знал, что такое партийность руководства, пока Кешик не объяснил во время очередного светлого промежутка. Кешик сказал так:

– Если командир коммунист, то он руководит партийной организацией, а если нет, то опирается на нее.

Но все это будет потом, а пока я сидел на стуле в кабинете начпо и не мог расслабиться, чтобы послушать музыку Вивальди, тут было не до наслаждения.

Начпо вызвал матроса-секретчика и приказал, а голос у него был поставлен:

– Мне карту, срочно!

Карту района доставили и начпо изгалялся передо мной почти час, доказывая, что никакой турецкий корабль не проникнет в воды, которые охраняет бригада.

Я, пока начпо убеждал меня в мощи бригады, выискивал на карте названия турецких городов, которые располагались сразу за нашей государственной границей, то есть за речкой под названием Чорох.

Помнится, я где-то читал, что в начале века генерал Юденич, тот самый, что в 1919 году навалился на Питер, воды Чороха сделал красными от крови, так усмирял аджарские села.

Так вот, города, которые я запомнил, Артвин, нет, сначала Трабзон. Потом мне рассказывали, что в тумане иногда наши суда вместо Батуми выходили к Трабзону, а с моря он похож на Батуми, как две капли воды. Говорят, даже иногда начинали швартоваться, пока не показывалась на пирсе первая феска. Тогда рубили канаты и рвали когти на север.

Начпо, наконец, закончил и вновь вызвал секретчика:

– Позже унесете карту!

Ну и голос, прямо артист Зураб Соткилава, даже жаль стало, что начпо не грузин.

Начпо помолчал немного, прокашлялся, будто действительно закончил исполнять арию Отелло, и начал проникновенно этак рассказывать о трудностях службы в бригаде, о том, что много негативного, что только парторганизация поддерживает, опосредовано, конечно, боевую готовность на должном уровне.

Я читал названия далее: Артвин, Ризе, Гиресун…

– Да вы слышите меня?

Я встрепенулся и говорю:

– Так точно!

– Голос у вас хороший, – улыбнулся начпо. – В обиду себя не давайте! Я, помнится, тоже был лейтенантом. Собрались мы как-то на выход в море. Иду по пирсу, а мичман кричит мне, мол, лейтенант, что там возишься? Давай побыстрее. Я как крикну: «Товарищ мичман, ко мне!» Построил его как следует, потом панибратства не было. Так и вы, не давайте себя в обиду.

Выдержал паузу, точно артист:

– Куда направили вас?

– В АСС!

– О-о! – скривился начпо, как от лимона. – Не повезло вам, у водолазов все начальство пьет. Так что берите власть в свои руки.

Потом помолчал немного и добавил:

– Вы коммунист? Где ваш партбилет?

– Нет, – говорю, – комсомолец.

– Ну, все равно, где билет и открепительный талон?

– В гостинице, – говорю, – не взял с собой.

– Плохо, – начпо вновь поморщился. – Нужно постоянно при себе иметь партбилет. А комсомол, пусть маленькая, но тоже партия.

Вновь пауза. И, наконец:

– Ну что ж, желаю успехов! – и встал.

Я пожал его горячую сухую ладонь и вышел.

Я подумал, что, в общем-то, неплохой начпо. А то, как понарассказывают про политработников, что сплошь диктаторы и ублюдки, так хоть в партию не вступай. В общем, мне начпо после первой нашей встречи даже понравился, а когда рассказали, что у него вторая жена на двенадцать лет его моложе, то я и вовсе зауважал такого человека, который смог, несмотря на положение, порвать отношения с нелюбимым человеком. В общем, в гостиницу я вернулся более уверенным в будущем, чем когда покидал ее. Всегда приятно осознать, что можно опереться на что-то или на кого-то.

Я не стал тащиться пешком через весь город в гостиницу, тем более, что начал накрапывать мелкий дождик. Так вот, остановил я такси, сел и указал название гостиницы, куда меня нужно доставить. А водитель, молодой такой грузин, для начала включил магнитофон, а потом счетчик, а когда тронулся с места, покосился на моих змей в петлицах и спросил:

– Слушай, ты не можешь достать промедол?

В салоне звучал разухабистый рок, поэтому я не понял, что водитель хочет. Я ответил нейтральным вопросом:

– А что такое?

– Да у моего родственника фантомные боли, нужно достать, – пауза. – Я деньги дам.

Он так интересно произнес: «Денгы дам!» Мне кажется, в Грузин это самое популярное выражение. Так вот, тогда, в первые дни, я еще не мог различать по внешнему виду, кто