Однажды в лесу - Бибхутибхушон Бондопаддхай

После чая все разошлись, осталась только Бханумоти.

— Сколько вы у нас пробудете? В этот раз вы так долго не приезжали. Никуда вас завтра не отпущу. Давайте прогуляемся завтра до водопада Джа́ти, лес там еще страшнее, чем наш. В нем полно диких слонов и лесных павлинов. Чудесное место. Такого на свете больше нет.

Мне стало любопытно, как много Бханумоти знает об этом самом свете, и я спросил:

— Бханумоти, ты когда-нибудь была в городе?

— Нет, бабу-джи.

— Сможешь назвать пару городов?

— Гайя, Мунгер, Патна.

— Ты когда-нибудь слышала о Калькутте?

— Да, бабу-джи.

— А знаешь, где она находится?

— Нет, откуда мне.

— Как называется страна, в которой мы живем?

— Мы живем в округе Гайя.

— Ты слышала когда-нибудь об Индии?

Она покачала головой, ответив, что нет, нигде, кроме Чокмокитолы, она не была, и поинтересовалась, где находится эта Индия.

Спустя некоторое время она сказала:

— Мой дедушка как-то купил буйволицу, она давала много молока — по три литра утром и вечером. В то время мы жили лучше, чем сейчас. Если бы вы приехали к нам тогда, я каждый день кормила бы вас кхоей[106]. Дедушка сам ее готовил. Ах, какая она была сладкая и вкусная! Теперь у нас нет столько молока, и с нами никто не считается, как раньше, — взмахнув рукой, она обвела ею вокруг и гордо добавила: — Знаете, бабу-джи, всё это когда-то было нашим царством. Вся земля. Гонда и санталы, которых вы видели в лесу, нам не ровня. Мы из царского рода гондов. Они — наши подданные и считают нас своими царями.

Мне было и грустно, и немного забавно слышать ее слова. Те, у кого за неуплату долга ростовщик забрал дающих дважды в день молоко буйволов, продолжают гордиться своим царским родом.

— Знаю, какой у вас почтенный род, Бханумоти, — ответил я.

— Слушайте, что было дальше. Нашу буйволицу утащил тигр. Ту, которую дедушка купил.

— Как это случилось?

— Дедушка пошел пасти ее к подножию того холма и сидел под деревом. Вот оттуда тигр ее и утащил.

— Ты когда-нибудь видела тигров?

— Еще бы мне не видеть! — она удивленно вскинула свои черные брови. — Приезжайте зимой в Чокмокитолу и увидите, как тигры утаскивают телят прямо со двора дома.

Бханумоти крикнула:

— Ни́чхни, Ничхни! Иди сюда! — когда ее младшая сестра подошла, она продолжила: — Расскажи бабу-джи, как прошлой зимой по нашему двору ночами разгуливали тигры. Джогру как-то ставил ловушки, но они в них не попались.

Затем она вдруг сказала:

— Ну, хорошо. Бабу-джи, прочтете нам письмо? Нам откуда-то его прислали, а прочесть в этой деревне некому. Ничхни, сходи принеси письмо и приведи дядю Джогру.

Ничхни не смогла найти письмо. Тогда Бханумоти пошла за ним сама и после долгих поисков принесла его мне.

— Давно пришло? — спросил я.

— Месяцев шесть-семь назад. Я его спрятала, чтобы, когда вы приедете, попросить прочитать. Мы ведь никто не умеем. Эй, Ничхни, приведи дядю Джогру и скажи всем, что бабу-джи сейчас прочтет письмо.

Я сидел и читал в свете печи Джуголпрошада непрочитанное письмо шести- или семимесячной давности, окруженный со всех сторон домочадцами, которые пришли его послушать. Оно было написано на хинди и адресовано царю Добру Панне. Какой-то торговец из Патны спрашивал у царя, растут ли здесь леса чернодревесной хурмы, и если да, то как их можно взять в аренду.

Это письмо не имело к ним никакого отношения — лесами с деревьями хурмы они не владели. Знал бы торговец, автор послания, что Добру Панна, хотя и считался царем, ни метра земли не имел за пределами своего дома в Чокмокитоле, точно не стал бы тратиться на отправку письма.

Немного поодаль Джуголпрошад готовил еду на веранде дома. Огонь от его печи немного освещал крыльцо, другая его половина была залита лунным светом, хотя был только третий день темной половины месяца, — тонкий серп луны, выскользнув из-за холмов Дхонджори, виднелся на чистом небе. Впереди полумесяцем раскинулась ее холмистая цепь, слышались смех и разговоры деревенских детей. Какой прекрасной и необыкновенной казалась мне эта ночь в лесной деревне! Даже незатейливые и простые истории Бханумоти доставляли мне такую радость! Я вспомнил те слова о процветании Болобходро.

Чего люди хотят больше — процветания или счастья? Что толку от процветания, если оно не приносит счастья? Я слышал истории о многих людях, которые добились в жизни больших успехов, но упустили свое счастье. Чрезмерная жажда иссушила источники, питавшие их души, — и теперь ничто не приносит им радости, их жизнь однообразна, лишена красок и бессмысленна. Счастье не может найти тропинку в их сердца.

Если бы я мог остаться здесь и жениться на Бханумоти! Она готовила бы еду на залитой лунным светом веранде этого глиняного дома и вот так же рассказывала свои незатейливые, детские истории, а я сидел бы и слушал эту простую и наивную дочь леса, а также вой волков, трубный зов диких слонов, смех шакалов, доносящиеся из лесной чащи до глубокой ночи. Хотя Бханумоти была смуглой, такой стройной и пышущей здоровьем девушки в Бенгалии не встретишь. А ее простой и живой ум, доброта, сострадание и любовь — сколько раз я убеждался в них. Одна только мысль об этом радовала меня. Какой замечательный сон! Что толку от процветания? Пусть процветают Болобходро Шенгаи и Рашбихари Сингх.

Джуголпрошад завершил приготовление ужина и спросил, можно ли его подавать. Семья Бханумоти отличалась безупречным гостеприимством. Овощи в этих краях практически не росли, но Джогру удалось откуда-то принести баклажаны и картофель. Черный маш, мясо птицы, молоко, свежее великолепное масло-гхи из буйволиного молока. В руках Джуголпрошада они превращались в превосходные блюда.

Бханумоти, Джогру, его старший брат, Ничхни — сегодня мы будем ужинать все вместе, я позвал их присоединиться к нам и сесть неподалеку. Они ведь никогда не ели такой еды. И Джуголпрошад будет рад.

Они не согласились — сказали, что сядут есть только после нас.

На следующий день во время прощания Бханумоти сделала то, чего я совсем не ожидал. Она вдруг схватила меня за руку и сказала: «Никуда вас сегодня не отпущу, бабу-джи». Я долго смотрел на нее, не зная, что ответить. У меня защемило сердце.

По ее просьбе я не уехал утром и попрощался с ними только после обеда, навсегда покинув эти места.

***

Вновь та же тенистая лесная тропа. Где-то на обочине дороги словно стоит царевна