Луч солнца - У Тейн Пхей Мьин

чем еще не успел провиниться за свои короткие пять лет. Мы дали ему жизнь, но не сумели вырастить. Что хорошего видел он от нас? Я не мог сдержать слез и мысленно просил у сына прощения. Вечером после похорон я напился до беспамятства.

На следующий день вернулся с работы и тут же лег спать, чувствуя себя совсем разбитым. Дети долго не давали заснуть. Было очень холодно, и каждый старался натянуть на себя одеяло. Не было еще зимы, чтобы не ставила перед нами проблемы с одеялами. Жена сто раз уже чинила их, используя на заплаты старые лоунджи. Но это был временный выход из положения. С приходом новой зимы все повторялось. Трехлетняя дочка часто подползала ко мне и, прижимаясь дрожащим тельцем, жалобно просила: «Согрей меня, папочка». Вот и теперь я вновь почувствовал у себя под боком съежившийся, дрожащий комочек и тут же вспомнил о двух одеялах, с которыми мы расстались. Одно я купил в районном кооперативе. Мне повезло: завезли несколько штук и их разыграли среди желающих. Я вытащил счастливый номер. А еще одно я за пять джа перекупил у другого счастливчика, который не нуждался в одеяле и решил подзаработать. Ту Ту приехал к нам без одеяла: тетка его была не настолько богата, чтобы обеспечить им племянника. Когда Ту Ту положили в больницу, жена отвезла ему два новых одеяла. Больничное было старое и грязное, так мерзко от него разило, что мы не решились укрывать им больного ребенка. В ту ночь, когда Ту Ту умер, старшая дочь, конечно, не подумала об одеялах. Разве ей до них было! Пока дочка добиралась до дома, в больнице Ту Ту завернули в наши одеяла и отправили в морг. Друзья без меня поехали в больницу, положили тело в гроб. Откуда они знали, как поступить с одеялами? На кладбище, когда открыли крышку, я обратил на них внимание. Но не будешь же при людях разворачивать покойного и вынимать их? Теперь, когда дети в доме снова плакали от холода, я вспомнил об этих одеялах и очень о них пожалел. Представляю, что подумали бы люди, узнай они, что отец не о погибшем ребенке тужит, а об утраченных одеялах. Да что на людей обижаться? Пусть думают что хотят. А про себя я, помнится, рассуждал так: «Сына мы положили в больницу, когда болезнь была запущена. Это страшная болезнь. Мне кажется, она похожа на ту, от которой в позапрошлом году умер начальник департамента дорог Ко Тин Тхун Эй. Совсем молодой еще человек сгорел, что называется, на глазах. Куда только его не возили, каким только врачам не показывали. Лечили в лучших клиниках Рангуна и Мандалая. Ничего не помогло. Где уж было выжить нашему бедному мальчику без лекарств и своевременной помощи врачей? Да, чему быть, того не миновать. А вот в том, что лишились двух новых одеял, мы сами виноваты. Поэтому и казню себя. Зачем они, эти одеяла, мертвому? Они нужны живым, чтобы укрыться от холода, чтобы не заболеть».

Становилось все холоднее и холоднее. Выпала роса и, стекая по листьям деревьев, крупными тяжелыми каплями падала на траву. Обычно после работы я пропускал рюмку-другую в закусочной. А в тот вечер пришел домой не согревшись и сразу лег спать. Чувствую, руки и ноги совсем окоченели. Разве при таком холоде дети могут заснуть? Прижмутся друг к другу, чуть пригреются, заснут ненадолго, но вскоре промозглый, настывший воздух опять их разбудит. Стенки дома тонкие, из бамбуковых планок. В щели задувает пронизывающий ночной ветер. Глядя на страдающих детишек, я не переставал думать об одеялах, без пользы лежащих под землей. Люди, покоящиеся на мягких матрацах, нежащиеся под теплыми одеялами, не поймут меня.

Наконец мне самому надоело дрожать от холода. Я понял, что надо действовать. Разбудил зятя, который накануне помогал на похоронах и остался у нас ночевать. Мы вышли на улицу. Недавно пробило десять. Ни души. Зять мой — парень отчаянный. Он сразу же согласился пойти со мной на кладбище. Стоял густой туман. Сквозь него едва пробивался свет луны. До кладбища было не очень далеко. Жилые дома стояли совсем рядом, и нам поэтому было не страшно. При тусклом и бледном свете кладбище с белыми надгробиями и темными могилами выглядело торжественно. Оглядываясь по сторонам, мы подошли к могиле Ту Ту, быстро разбросали рыхлую землю. «В такой холод тело еще не начало разлагаться. Одеяла и стирать не надо. А потом, ведь это мой родной сын», — думал я. Показалась крышка гроба. Мы легко подняли ее, но… одеял там не увидели. Я не поверил своим глазам, обшарил гроб и убедился, что одеял нет. Не может быть! Я прекрасно помню, что Ту Ту был завернут в одеяла.

— Кто-то опередил нас, — первым догадался зять.

В отчаянии я сел на землю и стиснул виски в ладонях. Я посылал проклятия на голову бессердечных негодяев, осквернивших могилу сына. Мы закопали гроб и пошли домой. Весь обратный путь я грозился найти вора и жестоко отомстить ему.

— Что без толку из себя выходить! — сказал зять, которому надоело слушать мою ругань. — Ясно, что на это мог пойти только такой же нищий горемыка, как и мы. — Его слова вернули меня к действительности. Я представил, как мы крадемся по кладбищу, как разрываем могилу… И вдруг рассмеялся. Смех сквозь слезы.

Ко Та Маун умолк. В печке огонь почти погас. Красные блики играли на лицах. Мы молчали, каждый про себя переживая только что услышанное.

Перевод К. Шаньгина.

МОСКИТНАЯ СЕТКА

Тот, у кого есть работа, дом, семья, непременно должен иметь запасную москитную сетку.

Маун Соу Моу вот уже более трех лет работает, больше двух лет женат и больше года ходит в отцах. Но запасную москитную сетку еще не приобрел. Кое-кто может посмеяться и подумать, что Маун Соу Моу просто прибедняется. Поэтому придется объяснить, почему он до сих пор не обзавелся лишней москитной сеткой. Маун Соу Моу служит в государственном учреждении и имеет приличное жалование. Но одна треть его уходит на содержание младшего брата, который учится в университете. Никто Маун Соу Моу за язык не тянул, но несколько лет назад он сдуру поклялся, что, устроившись на работу, не женится и будет помогать брату, пока тот не получит университетский диплом. Однако не прошло и года после того, как его приняли на работу, а Маун Соу Моу встретил Ма Чо Су и