Студеный флот - Николай Андреевич Черкашин

литературу, да ту же «Родную речь». А ведь у всех отмечено в документах полное среднее, а то и среднее специальное образование. Спрашиваю рулевого Скорницкого: кто президент Америки? Скорцени долго думал, потом бухнул: «НАТО». Нате вам из-под кровати! А акустик Мареев даже таблицу умножения не знал, лейтенант Федоров заставлял его каждый день учить по столбцу. Им бы элементарные вещи о жизни рассказывать, а их заставляют конспектировать работы Ленина, написанные на злобу давно прошедшего дня, работы, в которых никто ничего уже не понимает. Лишь одна ленинская статья пользуется у матросов огромной популярностью в силу своей краткости и понятности – «Смерть шпионам!».

Я остаюсь в лагере обеспечивающим на десять дней, освобождая от этой обязанности других наших офицеров, и они чрезвычайно тому рады. А мне здесь все по душе! Еще в Ялте купил маску для подводного плавания. Это нехитрое приспособление открывает мне совершенно другое море, которое мы никогда не видим из прочного корпуса. Я вставал задолго до подъема, надевал маску и нырял возле скал. Батилиман вполне оправдывал свое греческое имя – «глубокая гавань». И хотя гавань здесь никак не просматривалась, все же бухта была и в самом деле глубокой, а главное, необыкновенно красивой, что над водой, что под водой.

И море, голубое, как мечта юнги… Высокое и просторное, оно чуть-чуть синее неба. И силуэт далекого эсминца – венец морского горизонта. Эх, выбраться бы сюда с Лю!.. Вот уж поплавали бы!

Одно из прекраснейших счастий в жизни: ворваться в море с разбегу. Но я не разбегаюсь. Я вхожу в него медленно, с чувством. О это торжественное вступление в море. Не ныряю в него, а воссоединяюсь с ним. Нажженные ступни блаженно отходят в прозрачной прохладе морской воды. Вода шипуча и пузыриста, как холодное шампанское, она щекочет подмышки, обнимает все тело…

А сколько воздуха – не загаженного гарью, химией, соляром, а главное, не дозированного дыхательными приборами. Дыши сколько хочешь и во всю грудь! Как мало нужно для счастья…

После многомесячного созерцания приборов и всякой машинерии, после навязанной отсечной теснотой близорукости – дальше пяти метров взгляд не падет, здесь, на морском и горном просторе, зрение вдруг стало изощренно зорким, глазу открывается то, на что обычно не обращаешь внимания.

Высокий берег обрывается в море каскадом камнепадов, осыпями – и все это в море, в море, в море… Выветренные камни вставали здесь сплошным нагромождением чудовищных морд, фигур, тел, голов, черепов. Хаос разновеликих ступеней вкривь и вкось вел к черте неукротимого прибоя. Вот в самом низу, у подножия каменного трона (а может быть, жертвенника) – каменный котел, наполненный морской водой. Варочный котел у подножия трона? Чаны с ледяным шампанским? Купели с молодильной водой – окунешься и утопишь лишние годы? А эти каменные чаны – огромные, как силосные ямы, – оторочены базальтовыми карнизами, полками, стены их в загадочных нишах? Что это?

Море врывалось сюда дикими скачками, волны шли винтом по стенкам гротов, шныряли от камня к камню… Огромная трещина, уходящая в бездну земли, расщепляла задний свод грота. В глубине полузатопленной пещеры колыхались белые перья чаек да дощечки разбитых ящиков.

Эти каменные воронки – как входы в некое никому не ведомое пространство, как стартовые шахты древнего подводного космодрома. Есть совсем неглубокие, в человеческий рост, лунки-колодцы, дно которых как бы выложено белыми плоскими камнями. Не зарастают они – вот что удивительно.

Море – ярко-синее над глубиной и темно-фиолетовое над обросшими подводными скалами – сине-пестрое прибрежное море. Здесь оно остро пахло крабами, йодом и прелыми водорослями. Сине-зеленое фиолетово-голубое море. Нежно-зеленое там, где просвечивали песчаные отмели, темно-фиолетовое над глубокими впадинами и над подводными зарослями.

4.

Встаю почти с восходом солнца, даю ему набрать небольшую высоту, чтобы лучи вошли в воду, и погружаюсь с маской. Ласты попросил у здешней курортницы. Высокая, хорошо сложенная и загорелая дива с гривой черных, выбивающихся из-под панамы волос, посчитала мою просьбу началом романтического знакомства:

– Золотое кольцо потеряли? Искать будете? – подначивала она меня. И выяснив, что я не женат, сказала: – А знаете что? Я дарю вам эти ласты. Тем более что для меня они великоваты. У меня дома еще есть.

– Спасибо, дорога ложка к обеду, а ласты к морю! Как вас зовут?

– Меня не зовут, я сама прихожу!

– Ну, тогда я буду звать Прихожанкой.

– Почти угадали! Я Жанна, Жанка-прихожанка… А вы тоже сами приходите?

– Исключительно сам, если не сильно напьюсь.

– Водочку любите?

– Ну не так уж чтобы очень. По праздникам, для взвеселения души.

– Я тоже по праздникам… Вы откуда приехали?

Сказать правду – из Сирии? Не поверит, да и не надо это.

– Из Северодара.

– А я из Горно-Алтайска.

– Ого! Далековато будет.

– Вообще-то я местная, до седьмого класса в Симферополе росла, а потом родители на Алтай увезли. Места у нас тоже очень красивые. Не хуже, чем в Крыму. Только моря нет.

– С вашего позволения я отправлюсь в плавание.

– Позволяю!

Натягиваю маску, ныряю… Подаренные ласты окрыляли мои ноги и легко уводили подальше от берега, в глубину…

Мир сквозь стекло маски четко разделен на воздух и воду, глубину и блистающий за изнанкой поверхности воздушный океан. Подвсплыв, я вижу одновременно и пляж, и сине-зеленый срез глубины. Под водой лучи солнца преломляются так, будто солнце бьет снизу, из глубины. А глубина в холодной воде открывалась далеко и ясно, словно большой пустынный зал. Подводный зал, и ты оглядываешь его с высоты люстры.

Подводные пейзажи проплывают один за другим – каменная брусчатка с кривыми песчаными дорожками и прогалинами. Зеленые водоросли извивались, как власы плакальщиц. Вот скалы в виде крученых кабаньих клыков. Среди обросших мохнатых валунов вилась белая тропинка, будто нарочно кем-то выложенная светлой плоской галькой. Ракушки, обросшие балянусами – морскими желудями. Белая подводная пустыня. Ни водорослинки, ни камешка. Лишь рапаны, морские улитки, словно одинокие странники, влачат за собой по песку следы-дорожки.

Когда кончается мгла водяной толщи и прорисовываются донные валуны, чувствуешь себя спокойнее: перед глазами что-то привычное – песок, камни. Неприятно парить в непроглядной синеве. Легко потерять ориентацию – где верх, где низ. Определяешь это только по пузырькам воздуха. Засек направление на берег по обрывку троса, лежащего на дне.

Жанна дожидается меня на прежнем месте, подставив солнцу и без того уже загорелую спину. Из-под панамы выбиваются выгоревшие пряди, огромные темные очки прячут пол-лица.

– А можно, я тоже с вами сплаваю? У меня тоже маска есть. С трубкой.

– Ну конечно…

Отогревшись, я снова вхожу в воду, за мной