Создатель эха - Ричард Пауэрс

Она уязвленно отпрянула. Но увидев его бесстрастное выражение, успокоилась. Он прав. Всю жизнь она собирала спасательные круги, лишь бы выплыть из водоворота под названием Кэппи и Джоан. Накопительство изматывало. Так ведь устроено чувство безопасности: чем больше охраняешь, тем меньше имеешь. Пора наверстать упущенное. Марк будет стоить ей как минимум всего. Ей придется потратить все оставшиеся годы, чтобы заплатить за жизнь, которую он потерял, хоть и сам этого не понимает. Сложно назвать такое щедрым жестом – выбора-то у нее нет.

– В следующий раз угощаешь ты, – сказала она. – Ладно, поехали домой.

Из Гранд Айленда они выехали в ночь. В десяти милях от города Марк отстегнул ремень безопасности. Карин, как ни странно, занервничала. Прошлый Марк никогда не пристегивался. Значит, возвращается к нормальной жизни, снова ей доверяет. Но внутри все сжалось от страха.

– Марк, – воскликнула она. – Верни ремень.

Она потянулась, чтобы пристегнуть его, но он хлопнул ее по руке. Карин съехала на темную обочину тридцатого шоссе, дрожа всем телом, и отказывалась заводить мотор, пока он не пристегнется. А Марк был совершенно не против посидеть в темноте, противостояние его развеселило.

Наконец он сказал:

– Я пристегнусь, только если ты меня отвезешь.

– Куда? – спросила она, уже зная ответ.

– Я хочу увидеть, где все произошло.

– Марк. Не надо.

Он смотрел прямо перед собой, на свою вселенную. Затем махнул рукой вокруг головы, намекая, что не помнит.

– Может, я там вообще ни разу не был.

– Не стоит. Не сегодня. Уже слишком темно. Почти ничего не разберешь.

– Я и сейчас ни в чем разобраться не могу, знаешь ли.

– Позволь отвезти тебя домой. Обещаю, с утра первым делом отправимся на место.

Он повернулся.

– Тебе так только на руку будет, да? Отвезешь меня «домой», позвонишь своим, и поедете все подчищать, пока я сплю. Я даже разницы не замечу.

Четкие силуэты, искусно трансформируемые под покровом ночи, изменения, совершаемые за спиной. Все определенное и постоянное уносится вниз по течению.

– Проникновение на место преступления, – продолжил он и принялся открывать-закрывать бардачок ее «Короллы».

– Преступления? Ты о чем? Какое преступление?

– Ты знаешь, о чем я. Прошерстите канавы, соберете улики. Нарисуете ложные следы колес.

– Марк, улики там уже почти полгода. Если бы кто и хотел их убрать, давно бы это сделал. Улик там давно нет. Зачем кому-то ждать столько времени?

– Потому что до сегодняшнего дня я не просился посмотреть.

Крышка бардачка затрепыхалась, и Карин остановила руку Марка.

– Там не на что смотреть. Все давно смыло и заросло.

Он взволнованно выпрямился.

– Так значит, ты со мной согласна? Кто-то подменяет каждую зацепку, чтобы я не смог весь номер разгадать?

Весь номер. Его жизнь.

– Да. Природа, Марк.

Все порастает былью.

– Пристегивай ремень обратно. И поехали уже.

Он сделал, как велено, но прежде взял с нее слово, что она останется на ночь в «Хоумстаре», у него на виду.

– В гостиной есть штука, для спины специальная, на ней и ляжешь.

До Фэрвью они ехали молча. Марк запретил включать радио, даже станцию KQKY, сославшись на то, что те крутят уже не ту музыку, что раньше. Когда они зашли в дом, Марк попросил у нее ключи от машины: решил спрятать их под подушку.

– Я сплю крепко. Могу не услышать, если ты вдруг решишь ночью улизнуть.

Пока он был в душе, Карин позвонила Дэниелу. Прервала его глубокую медитацию для рассказа о прошедшем вечере и сообщила, что останется у Марка.

– До завтра? – сказала она, желая как можно скорее закончить звонок. Секундное смятение. Он ей не поверил. Карин прикрыла глаза, и ее пошатнуло. Прошлое выжидающе притаилось под половицами, готовилось вспыхнуть.

Дэниел включил заботливость.

– Все в порядке? Хочешь, я приеду?

– Кто это? – требовательно спросил Марк, материализовавшийся в дверях гостиной, размахивая перед собой полотенцем, с которого капало на ковер. – Я же сказал никому не звонить.

– До завтра, – сказала Карин в трубку и отключилась.

– С кем ты говорила? Черт подери. Тебя ни на секунду одну нельзя оставить.

– С Дэниелом Ригелем. – Марк повел плечом, отгоняя от себя имя. – Мы встречаемся уже, эм, какое-то время. Я, можно сказать, живу у него. И все идет хорошо, Марк. После всех подлостей, что мы друг другу наделали, У нас все наконец-то налаживается.

Она не стала добавлять: «И это благодаря тебе».

– Дэнни Ригель? Дитя природы? – Он опустился на подлокотник кресла с обивкой из искусственной кожи, рассеянно вытирая грудь полотенцем. Карин на секунду засмотрелась, но быстро отвела взгляд. – Так вы правда вместе?

– Он навещал тебя в больнице.

Глупость, неуместная глупость.

– Правда? Дэнни Ригель. Он не опасен. И амебы не обидит. Так что вряд ли станет участвовать в сговорах. Только не Дэнни Ригель. Но, черт, как у тебя получилось его охмурить? Это ж жуть просто. У него с сестрой все как на заезженной пластинке было. Видимо, тебя изначально так запрограммировали, в твою ДНК встроили такое поведение.

Она повернулась к нему, заглушая усталость, и занялась тем, что ей придется делать каждый день до конца жизни, если решит продолжить за ним ухаживать.

– Марк, хоть раз попробуй поверить в самое простое объяснение. Самое очевидное.

– Ха! Не в этой жизни! Ты совсем сдурела.

Он обернул полотенце вокруг талии и помог ей раздвинуть диван-кровать. Позже, за полночь, она лежала на матрасе, набитом перекатывающимися подшипниками и острыми как бритва пружинами, и слушала темноту. Все вокруг ожило: включался и выключался кондиционер, мелкие твари шуршали в стенах, теплокровные ветви стучали в окно, нечто размером с малолитражку обследовало азалии, насекомые садились на ухо, и трепыхание крыльев походило на сверло дантиста, нацелившееся на барабанную перепонку. С каждым скрипом половиц она ждала, что брат – или кем он теперь ей приходится – появится в проеме гостиной.

После дозы воздушной пшеницы, которую Марк называл завтраком, Карин повезла его на Норт-Лайн. Утренняя дымка почти рассеялась, и воздух начал накаливаться – к полудню температура дойдет до сорока влажных градусов. Но Марк все равно натянул черные джинсы. Никак не мог привыкнуть к шрамам на ногах и не хотел, чтобы люди пялились. Пейзаж по обочине мерцающей дороги казался безликим: одни поросшие осокой пастбища и поля, редкие дорожные знаки и низкорослые деревья, перекрестки, обозначенные только цифрами. Карин остановилась в десяти метрах от места аварии.

– Мы на месте? Уверена, что я здесь с дороги съехал?

Не говоря ни слова, она вышла из машины. Он вылез следом. Они прочесали пустынную дорогу в обоих направлениях. Со стороны их можно было принять за парочку туристов, сделавших остановку, чтобы отыскать карту, которую утянуло в открытое окно. Следов осталось намного меньше, чем в тот раз, когда она приезжала с Дэниелом. Безграничная, невозмутимая природа словно вовсе не заметила вмешательства: по зеленому полотну, уходящему до самого горизонта, бежал ручеек плавящегося