Таёжный, до востребования - Наталья Владимировна Елецкая

словно в них попал песок. Сон не принес желанного облегчения; мне казалось, что я чувствовала бы себя лучше, если бы совсем не спала этой ночью. Кроме того, я не могла свободно говорить при водителе. Хотя он и делал вид, что занят исключительно дорогой, я видела, что он прислушивается к разговору, поэтому взвешивала каждое слово.

– Зоя Евгеньевна, вы же знаете, что это не так. Зачем берете на себя лишнее?

– Будучи лечащим врачом пациентов инфекционного бокса, я несу ответственность за их жизни. Я не имела права покидать бокс при таких обстоятельствах. Если бы…

– Довольно! – с резкостью, неприятно меня задевшей, перебила главврач.

Отвернувшись, она некоторое время молча смотрела на дорогу через лобовое стекло, забрызганное каплями дождя. Я видела, что она расстроена и сердита, что в ней идет борьба между необходимостью признать факт собственной вины и желанием обелить себя в глазах подчиненной.

– Я знаю, что вы на самом деле думаете, – сказала она, вновь поворачиваясь ко мне. – И вы правы. Зная о ситуации в Абане, я должна была заранее позаботиться о пополнении запасов сыворотки. Если бы я оформила заявку на прошлой неделе, мы бы успели получить глобулины до того, как они закончились на складе. И тогда, возможно, Оганесян был бы сейчас жив.

– Медицина придерживается фактов, а не сослагательного наклонения.

– Что ж, Зоя Евгеньевна, и в этом вы правы.

С вами вообще трудно спорить. Вы обладаете запасом аргументов на все случаи жизни, – главврач снова помолчала. – Почему вы ничего не говорите о том нелицеприятном факте, что в стационаре не практикуется серопрофилактика, с чем столкнулись вы лично?

Я покосилась на водителя и сдержанно ответила:

– Вы сами это сказали, товарищ главврач. Мне остается лишь согласиться: факт действительно неприятный. Но ситуацию можно исправить. Когда новая партия иммуноглобулина поступит в стационар, мы внедрим серопрофилактику в обязательном порядке, благо активность клещей продлится еще по меньшей мере месяц. Что касается меня… Я подготовлена к тому, что могу заболеть, но надеюсь, этого не случится. Укол сведет эту вероятность к минимуму.

Пока мы говорили, машина въехала в Богучаны и теперь приближалась к больнице.

Те несколько раз, что я была в Богучанах, я видела поселок исключительно из окна скорой помощи и мечтала, как в выходной день приеду сюда на автобусе, чтобы погулять по берегу Ангары, величественной широководной реки, которую раньше я видела только на школьных контурных картах. Но мне постоянно не хватало времени. Я или сидела в библиотеке, собирая материалы для диссертации, или писала методичку, или ходила по магазинам, или занималась домашними делами. Я даже перестала давать себе обещания из разряда «в следующее воскресенье уж точно съезжу».

– Фаина Кузьминична, а есть информация, когда глобулины появятся на складе?

– Пока нет. Но наша заявка в приоритете, поскольку в Таежном выявлено уже несколько случаев энцефалита.

– Во сколько назначена ваша встреча с товарищем Головко?

– Ровно в десять. – Главврач взглянула на часы. – Уже через восемь минут. Пожелайте мне удачи, Зоя Евгеньевна.

– Желаю удачи. Уверена, у вас все получится.

На самом деле я не испытывала уверенности в том, что главврачу удастся сломить сопротивление начальника здравотдела и получить инфекциониста и пульмонолога. Насчет организации курсов ликбеза и тиражирования методички я была уверена немного больше, но все же не настолько, как сама Фаина Кузьминична, которая не сомневалась в успехе нашего начинания, фактически говоря о нем как о деле решенном.

Водитель высадил меня у приемного покоя, и они поехали дальше. Корпус, в котором располагался районный здравотдел, находился на некотором отдалении от больничных корпусов.

Приемный покой был, как всегда, заполнен, но я объяснила ситуацию дежурному врачу и мне, как медработнику, без промедления вкололи иммуноглобулин.

В четверть одиннадцатого я вышла из приемного покоя, испытывая облегчение от мысли, что не заболею хотя бы энцефалитом. Оставались еще боррелиоз, эрлихиоз и клещевой тиф – заболевания не менее грозные, хотя и менее распространенные, но я решила последовать совету Вахидова и просто об этом не думать.

Следовало решить, как вернуться в Таёжный. Рейсовый автобус отправлялся с автовокзала трижды в день: рано утром, днем и вечером. Машина, ежедневно доставляющая анализы из стационара в больничную лабораторию, к этому времени наверняка уже уехала. Я не могла себе позволить ждать трехчасовой автобус: один из больных инфекционного бокса находился в тяжелом состоянии, да и работу на отделении никто не отменял. Оставалось одно: дождаться, когда Фаина Кузьминична освободится, и вернуться в стационар вместе с ней.

Дорога до здравотдела заняла около десяти минут. Знакомая «Волга» стояла на парковке перед входом; водитель курил через опущенное стекло.

– Садитесь в салон, Зоя Евгеньевна, – предложил он, выбросив окурок.

В этот момент из здравотдела вышла Фаина Кузьминична и быстрым шагом направилась к машине. Она выглядела не столько расстроенной, сколько разъяренной – другого слова я подобрать не могла.

Она не сразу меня заметила, а когда заметила, замедлила шаг и постаралась придать лицу спокойное выражение, однако неприятное предчувствие, охватившее меня в ту минуту, когда я ее увидела, переросло в уверенность, что случилось что-то очень плохое.

Мы заговорили одновременно:

– Что, Фаина Кузьминична?..

– Вам ввели иммуноглобулин?

– Да, да, всё в порядке. Так что вам сказал начальник здравотдела?

– Пройдемся немного.

Главврач подхватила меня под руку и увлекла к аллее, широким полукругом огибавшей корпус; шаг у нее был размашистый, я едва за ней поспевала. Когда мы оказались за елью, скрывавшей нас от тех, кто находился на парковке и на крыльце здания, Фаина Кузьминична остановилась, отпустила мою руку и мрачно сказала:

– Ничего не вышло.

– Как? – упавшим голосом спросила я. – Совсем ничего?

– Давайте присядем.

Мы сели на мокрую от дождя скамейку.

– Вначале все шло хорошо. Я рассказала Николаю Харитоновичу об идее ликбеза, он заинтересовался и позвал своего заместителя, товарища Подгурского, чтобы обсудить идею с ним.

Я была наслышана о Подгурском. Это был желчный, неприятный человек со вздорным характером и пренебрежительным отношением к нижестоящим. Его путь хирурга, едва начавшись, закончился смертью пациента из-за допущенной грубой ошибки; ходили слухи, что Подгурский избежал тюрьмы лишь благодаря вмешательству влиятельного московского родственника, по протекции которого он оказался в Богучанском здравотделе на скромной должности, однако за несколько лет сумел подняться до заместителя начальника.

– Я передала товарищу Головко план ликбеза и методичку и рассказала, как важно ее растиражировать, поскольку она очень поможет ликбез-бригадам, которые будут ездить по району и подкреплять лекции практическим материалом, раздавая его всем желающим. Головко сказал, что ознакомится с планом и с методичкой позже, когда у него