Восставшая из пепла - Николай Иванович Ильинский

Во время послеобеденной прогулки по двору госпиталя Виктор вдруг увидел медсестру Машеньку, округлил глаза. Но она, однако, ничуть не удивилась.

— Я приехала в Гродно вместе с тобой, только мы ехали в разных вагонах, — несколько застенчиво улыбнулась она. — И теперь я в другой палате работаю, где и врач Фаина Герасимовна… Мы с ней, как иголка с ниткой — куда она, туда и я… Я в шутку говорю ей: я ваш хвостик!..

— Если бы ты знала, как я рад снова увидеть тебя, — тронул он Машеньку за руку.

С этого момента они стали встречаться все чаще и чаще. Медсестра всегда находила время зайти в палату, где лежал Виктор, присаживалась на край его койки, поправляла подушку, одеяло, иногда приносила что-нибудь вкусное, купленное на местном базаре.

— Базар здесь совсем не такой, как у нас, в Москве, — с удивлением и восхищением рассказывала она. — Представь, люди из деревень приезжают на своих подводах… У них, оказывается, свои лошади!.. Колхозов, говорят, еще нет… Очень интересно!.. Как выпишешься из госпиталя, вместе сходим на базар!.. Только там узнаешь, как люди жили до объединения в колхозы!

— Лучше жили?

— Этого я не знаю, сам у них спросишь.

— А ты где живешь, в общежитии?

— Какое общежитие! — отмахнулась Машенька. — Где его взять!.. Снимаю угол в частном домишке… Если бы ты знал где!.. Аж за Неманом. на захолустной улочке… как она называется… Да, на Лелевеле!..

— Ого! — приподнялся на локте Виктор. — Это кто же такой Трали-вали? — усмехнулся он.

— Лелевель!.. Все забываю спросить у хозяев, кто он такой… Видно, какая-то местная знаменитость… В Гродно много улиц названы именами людей, о которых я впервые слышу… Но город ничего, тихий, опять же река!.. А прямо посреди города течет грязный ручеек… Но скоро сам увидишь…

— Надоело лежать, — глубоко вздохнул Виктор.

Сразу после войны Гродно еще не являлся пограничным, хотя режим пребывания в нем существовал строгий. В состав БССР входила еще Белостокская область, населенная в основном этническими белорусами, которая вскоре, как говорили недовольные жители республики, по воле Статина была необдуманно отдана Польше, так же, как и Вильно Литве. Окрепнув, Виктор брал увольнительную и бродил просто так по узким улицам города, навещал старый и новый замки. Внизу волновался и шумел, по разумению Виктора, беспощадный Неман, который подмыл крутой берег и обрушил одну из стен Коложской церкви, ровесницы Киевской Руси. Об этом свидетельствовали стены храма, сложенные из необычно тонких кирпичей, скрепленных между собой составом, куца входил желток куриных яиц, а в стенах были замурованы пустые кувшины для усиления резонанса, когда в церкви произносили слова или пели молитвы.

Хотя Званцов был в форме лейтенанта при орденах и медалях, военный патруль не раз останавливал его и проверял документы. В области, как и во всей Западной Белоруссии, в первые послевоенные годы было неспокойно: руководимые, прежде всего, из Лондона через польское эмигрантское правительство Миколайчика, польские буржуазные националисты, объединенные в Армию Крайову, вели жестокую, часто кровавую борьбу с местной властью, пытаясь во что бы то ни стало добиться своей цели — отторгнуть территорию Западной Белоруссии от БССР и включить ее в состав Речи Посполитой, которая, по их мнению, должна быть вместо Польской Народной Республики. Аковцы нередко проникали в Гродно с чужими паспортами и документами в карманах. Поэтому военной комендатуре города, органам внутренних дел и государственной безопасности приходилось много работать и тщательно проверять всех вызывавших сомнение людей. И в лице молодого лейтенанта они вполне законно могли заподозрить переодетого посланца из лесов.

Срок выписки из госпиталя для Виктора тянулся невероятно долго, за которым должно было последовать увольнение в запас в связи с ранением. И Виктор все еще никак не мог определиться — уезжать из Гродно или оставаться: несмотря на режимную ситуацию, он добился бы права проживания в городе, тем более, что на этом настаивала Машенька.

— Работу тебе найдем: город восстанавливается, начинают действовать комвольный комбинат и еще с довоенным стажем табачная фабрика «Неман», — аргументировала она возможности трудоустроиться. — Комнату в частном доме найдешь, одиночкам сдают охотно, особенно таким холостякам, как ты, — засмеялась она.

Между ними сложились теплые дружеские отношения, которые незаметно для обоих плавно перерастали во взаимную привязанность, а там и до настоящей любви один шаг. Виктора, конечно же, тянуло в Нагорное, проведать родных, близких и знакомых. Он ничего не знал о своих друзьях: где они, как они? Побывали на войне, кто остался в живых, на кого пришла похоронка? Очень мучила его мысль о том, что в Нагорном его могут считать предателем. Ведь Оська тогда на Курской дуге даже не намекал, а утверждал, что именно он, Виктор, убил летчика Привалова, мстя за родственника полицая Антона Званцова. Надо было срочно ехать в родные места, объяснить все, как было, и поставить точку. Но после долгих и мучительных раздумий намеревался сделать это позже. Боль за потерянную Екатерину, вышедшую замуж за сына немецкого старосты, все еще тревожила его сердце. И помочь преодолеть эту боль могла только медсестра Машенька, которая теперь ежедневно дарила ему счастливые минуты и часы встреч.

Настал день, когда он окончательно покинул стены госпиталя. С тощим вещевым мешком на плече и шинелью под рукой Виктор вышел на улицу. И лишь там крепко задумался: а куца дальше идти? В нагрудном кармане гимнастерки похрустывали новенькие документы, позволявшие ему уехать хоть сегодня на родину. И, стало быть, надо было идти на вокзал, и он уже было вышел на улицу Ожешко, ведущую к железнодорожному вокзалу, как вдруг кто-то взял его под руку и прислонился головой к его спине. По дыханию он узнал: это была Машенька.

— Поздравляю! — она крутнулась и встала лицом к лицу с Виктором, глаза ее весело светились, на щеки налетел румянец. — Теперь ты хоть и в погонах, но человек сугубо гражданский… Свобода!

— Да, — кивнул он, еще не зная, радоваться ему или печалиться, а вдруг она пришла проводить его, — вот только не знаю, куда с этой свободой сунуться…

— И куда же, если не секрет? — он пожимал плечами и отводил глаза, а она пыталась заглянуть в них. — Не знаешь? Зато я знаю — на улицу Лелевеля! — рассмеялась Машенька. — Я узнала, кто такой этот… Лелевеля… Иохим Лелевеля, ученый, кажется, историк… Ну, как или у тебя нет желания заглянуть на эту улицу?

— Очень уж заинтересовал меня этот Иохим Траливали, — встряхнул вещмешок за плечом Виктор. — Веди меня к нему и