Восставшая из пепла - Николай Иванович Ильинский

привидение, в белой ночной рубашке Ирен быстро и бесшумно приблизилась к кровати. И не успел Виктор вытащить из-под одеяла руку, как девушка оказалась уже рядом с ним. Она протянула руки, обхватила ими его шею, потянула к себе. От неожиданности лейтенант попятился назад и уперся спиной в ковер на стене, дальше двигаться было некуда. Придерживая девушку рукой за худенькое плечо, он попытался хоть что-то сказать ей, но вдруг ни с того, ни с сего выпалил слово глупее глупого:

— Кранк! — этим словом немки часто отбивались от настойчивых притязаний солдат, ибо венерические болезни, действительно, были широко распространены среди местного населения.

— Найн, найн, найн, — залепетала Ирен, прижимаясь к нему.

«Ну, почему она пришла ко мне, — мучительно думал Виктор. — Это же совсем, совсем не кстати…» Ведь он только что остерегал своих подчиненных от связей с немцами, особенно с женщинами, и вдруг… Что солдаты могут теперь подумать о нем? Лицемерил! О моральной стороне он не беспокоился, дома его уже никто не ждал, Екатерина, которую он по прежнему беззаветно любил, вышла замуж за другого, стала женой, да не кого-нибудь, а Оськи Огрызкова!..

— Нельзя… Ес ист ферботен… нельзя, — шептал он, горячо и часто целуя Ирен в щеки, в чуть влажный от напряжения лоб, в губы, чувствуя ее трепетное дыхание, маленькую упругую грудь. Становилось невыносимо тяжело преодолевать страсть, но он нашел в себе силу и волю, отбросил в сторону одеяло и, перелезая через девушку, решительно встал с постели.

— Ес ист ферботен! — почти сурово сказал он и повторил по-русски: — Нельзя!.. Ду… менес… медлих, — подыскивал он слова в своем бедном лексиконе чужого языка, — Абер… нельзя… Ес ист ферботен!..

Ирен всхлипнула, подхватилась с постели и, втянув голову в плечи, как нашкодивший подросток, выбежала из комнаты, оставив аромат незнакомых Званцову духов.

Лейтенант понравился девушке сразу — молодой, статный, красивый офицер! И Ирен решила именно ему отдать свою девичью честь, а не какому-нибудь грубому, пожилому солдату. Сегодня он избавил ее от насильников, а что будет завтра, когда он покинет Эльбинг? От ужаса у нее замирало сердечко. Добравшись до своей постели, она юркнула под легкое одеяло и горько, но тихо, чтобы не услышала больная бабушка, расплакалась.

Званцов, тоже невероятно расстроенный, взволнованный, то ложился на кровать, то вставал, смотрел в окно, глубоко вдыхал в себя свежий ночной воздух, перемешанный с запахом цветов и выхлопами из автомашин и бронетехники, то ходил из угла в угол по комнате.

— Только бы никто не видел, как она выходила из моей спальни, — с тревогой шептал он сам себе и искренне жалел, что не воспользовался таким щедрым подарком судьбы. Ведь неизвестно, что может произойти завтра, послезавтра, когда батарея будет форсировать Одер. Может и жизни той осталось на один свист шальной пули!..

Утром Званцов на листке, вырванном из блокнота, нацарапал по-немецки: «Их либен зи, абер кранк. Виктор» и украдкой сунул бумажку под дверь комнаты, где находилась Ирен, понимая, что это мало утешит девушку, однако, во-первых, пусть она знает, что она ему по душе и, во-вторых, что он… Виктор даже покраснел от стыда… Не валух какой-нибудь, а нормальный мужчина и, в-третьих, проклятая война, она во всем виновата.

Батарея быстро снялась с места и спустя несколько минут уже находилась на окраине Эльбинга. Впереди была переправа через Одер.

На участке 65-й армии река разделялась на два рукава — Ост-Одер и Вест-Одер, ширина каждого составляла от ста до двухсот пятидесяти метров. Званцов в бинокль видел, что между рукавами туманилась огромная, трех-, а в других местах и четырехкилометровая пойма с многочисленными разной ширины протоками, старицами. Местами на пойме блестела водная гладь. Но большая часть ее была заболоченной. Кроме того, хорошо было известно, и сама река, и ее протоки были слишком мелкими, чтобы использовать паромы или лодки. И он повторил сказанное им когда-то в Белоруссии:

— Придется пушки тянуть без помощи лошадиных сил, — Званцов с минуту ожидал, как на его слова отреагируют командиры орудийных расчетов, но те выслушали его рассуждения молча, сосредоточенно: им уже не привыкать к таким переправам. — Главная задача наша, — продолжал затем лейтенант, — вместе с пехотой зацепиться за противоположный берег и держаться за него зубами…

16 апреля 1945 года южнее началось то, чего давно и с нетерпением ожидали: 1-й Белорусский фронт мощной канонадой из тысяч орудий возвестил о Берлинской операции. А два дня спустя артиллеристы лейтенанта Званцова, до нитки промокшие в холодной апрельской воде Одера, на захваченном пятачке противоположного пологого берега реки помогали пехоте отбивать контратаки немецких подразделений — от рот и до полков, усиленных танками и бронетранспортерами.

— Сколько же их ползет, товарищ лейтенант! — глядел в прицел пушки Чугунков.

— Я насчитал пятнадцать, — подбежав к расчету и не отрывая глаз от поля боя, ответил Званцов. — Три горят, остальные, кажется, задумались, остановились, но плюются гады!..

— Как… верблюды в пустыне Сахара…

— Почему в Сахаре?

— Да приезжал как-то к нам в деревню очкастый пустобрех по распространению. … Говорил, что в этой Сахаре всегда стоит жара и водятся там одни верблюды… На них там ездят и все такое… А люди там — сплошная беднота, потому они и прозываются, как это… бедуинами… Во!

— Ладно, не расслабляйся, Влас Емельянович, держи этих железных бедуинов на прицеле…

— А то, как же!.. У меня уже тик в глазу, дергается, должно быть, устал или это от нерва, — не поднимая головы не то жаловался, не то констатировал Чугунков. — Но все равно не промажу, товарищ лейтенант… Я не из таких!..

В минуты коротких передышек, когда можно было даже подымить папиросой или свернутой из газеты цигаркой, сидя на ящике из-под снарядов, Чугунков вспоминал случай в Эльбинге. С одной стороны, он сильно обижался на лейтенанта, что не позволил ему прорваться к молоденькой немке, такой красивой, такой юной… Вряд ли ему подвернется теперь такой случай в жизни, но, с другой стороны, он был благодарен командиру за то, что тот предупредил возможное преступление и спустил на тормоза пьяный скандал, иначе бы по новому приказу самое малое отправили бы его в штрафной батальон. А там — одна атака и стопроцентный каюк! Доходили до Чугункова слухи, что в нескольких подразделениях их же, 65-й армии солдат, совершивших насилие над немецкими женщинами, сурово наказали: кто говорил, что их превратили в штрафников, а кто утверждал, что вообще расстреляли. Даже генерал Павел Иванович Батов не смог никого защитить!..

Несколько суток батарея Званцова, не зная ни дня отдыха, в