Год Черной Обезьяны - Елизавета Ракова

– Марта. Да, я международная преступница. А вы почему не со всеми?

Игорь был моложе остальных мужиков, собравшихся на охоту, лет на десять и всем своим видом не очень соответствовал заданной Иваном Васильевичем атмосфере. Щетки усов нет, щеки впалые.

– Вы, наверное, думаете, что все мужчины одинаковые? – Игорь подвинулся, освобождая больше места для Марты. – А я вообще охоту не люблю. Предпочитаю галереи современного искусства, Париж, здоровый образ жизни… Вот только от этой привычки никак не избавлюсь. – Игорь повертел в руках сигарету, как будто кто вложил ему отраву в пальцы помимо его воли. – Ты не подумай, я это говорю не для того, чтобы понравиться, я вообще женат.

Марта рассмеялась, не понимая, шутит ее собеседник или нет.

– Тогда зачем вы сюда приехали?

Игорь вздохнул, всматриваясь куда-то вдаль, где дымчатые облака цеплялись за вершины гор.

– У нас в стране, чтобы чего-то добиться, нужно все время куда-то вписываться. А здесь, на скамье, хочу немного дух перевести, взять фору, а то моих товарищей не перепьешь.

Раздался протяжный свист, эхом раскатившийся по поляне и заставивший каких-то острокрылых птичек стайкой вылететь из задрожавшей кроны.

– Депутат! Ну ты чего там, медитируешь? Водка стынет!

В первый день программа была незамысловатая: в основном пили и ели, некоторые гости Ивана Васильевича, прихватив визжащих от ужаса и восторга девчонок, рванули по бездорожью на громоздких вездеходах посмотреть на вышки, или лабазы, предназначенные для охоты на откармливающихся для спячки медведей.

Вечером в просторной, обитой зеленым бархатом комнате с камином мужики играли в бильярд, курили сигары и обсуждали тонкости намеченной на завтра охоты. Девочки, не дожидаясь приглашения, распределились, облепив по одной-две понравившихся папиков.

Раньше Марта представляла себе эскорт эдакой эксплуатацией богатыми и властными молоденьких и неопытных. Но, глядя на то, как Верушка, хлопая пушистыми, тщательно подкрученными ресницами, вцепилась в Игоря и рассказывает ему какую-то трогательную историю о собачке, Марта думала, что еще большой вопрос, кто кого эксплуатирует. Мирно потрескивали поленья в камине, официанты разносили на серебряных подносах напитки, где-то за окном подвывал ветер. Марта потягивала красное вино и то и дело замечала, как Депутат, совершенно не слушая Верушку, поглядывает на нее.

18 (Джинггуо)

– Алло, братан? Джинггуо?

Джинггуо потер глаза и взглянул на время: восемь утра. Вчера он знатно затусил в «Джипси», голова гудела.

– Да, слушаю.

– У меня офигенные новости: усатый Сунь, ну, тот, что держит отель «Евразия» на Горького, вот-вот откинется. Сто процентов. Сегодня-завтра.

Рядом пошевелилась телка, которую Джинггуо склеил в баре, куколка с тугими светлыми кудряшками. Во рту как будто кошки нассали. Впрочем, ради таких новостей из города Б он готов был проснуться.

– Так. Ну и?

– Я вчера смог пробраться на прощание, там проходной двор, весь город шастает. Сунь лежит такой серый, торжественный, на высоких подушках, с закрытыми глазами, еле дышит. Ни дать ни взять Ленин в Мавзолее. Отвечаю, вопрос нескольких часов. Я даже отфоткал кое-что без палева, зацени, тебе понравится. Обрати внимание на чернильницу.

Джинггуо уже окончательно проснулся, высвободился из-под руки кудрявой куколки и пошел на кухню выпить воды. Когда вернулся, девушка уже выползла из-под одеяла, показывая прелестные небольшие груди. Впрочем, сейчас Джинггуо гораздо больше возбуждали снимки редкого антиквариата, на котором он мог подзаработать.

– Ты чего так рано встал?

Девушка игриво прикрылась ладонями. Как там ее звали – Наташа? Саша? Что-то такое с ша, ша, ша… Хрен с ней.

– По работе дилер кое-что интересное скинул. Хочешь, покажу?

Чернильница в виде персика с обезьянкой рядом и правда представляла большой интерес. Начало двадцатого века, талькохлорит. Редкий материал. В Китае его называют «шоу шань ши», он почитается как камень с гор долголетия, где жили бессмертные – сяни. Персики у китайцев символизируют юность и непрерывный процесс возобновления жизни. Во многих традициях фрукт связывали с охранительной магией. Существовало поверье, что персикового дерева боятся злые духи, поэтому из древесины и косточек делали амулеты и талисманы. По древнему китайскому мифу, персиковое дерево росло в садах богини бессмертия Си Ванму и цвело раз в три тысячи лет, а плод вечной жизни созревал в течение следующих трех тысяч лет. Отведавшие этих плодов становились бессмертными, познавшими истину, или же вечно юными, способными свободно летать на облаках, либо равными небу и земле, вечными, как солнце и луна.

– Ой, как красиво! – всплеснула руками куколка, заглядывая в айфон. – А у обезьянки что – яблоко?

– Это персик. Такой сюжет часто встречается у китайских мастеров. Есть древняя китайская легенда: обезьяна украла персики бессмертия и так стала символом успеха. Она сулит долголетие и повышение социального статуса.

Джинггуо увлекся. Кудрявенькая Саша-Наташа почти не дышала, ее пухлый ротик мило приоткрылся. Джинггуо решил повторить вчерашние ночные подвиги, выставить куколку за дверь, а потом уже заняться делами.

В полдень Джинггуо уже был на пороге почтенной квартиры Виктора Аркадьевича на Якиманке. Он хотел посоветоваться с научным руководителем и бизнес-партнером по поводу лотов, которые, на его взгляд, представляли наибольший интерес, и подтвердить «точки невозврата» – суммы, начиная с которых предметы выкупать становилось рискованно.

– А-а-а, мальчик мой, проходи, проходи. Мате будешь?

– Спасибо, не надо мне этой гадости.

Виктор Аркадьевич – как всегда, в идеально отглаженной рубашке и домашних брюках со стрелками – рассмеялся, перемешивая длинной серебряной ложечкой аргентинский напиток из высушенных и измельченных листьев падуба.

Жилище научного руководителя походило на музей: в каждой комнате стояло по меньшей мере по десять антикварных стульев из разных гарнитуров, как будто хозяин ожидал целую гурьбу гостей. На полках высоких застекленных стеллажей красовалась малая пластика: сотни фигурок всех цветов, размеров и эпох. На стенах не было живого места от картин, наивных старинных карт и просто пустых позолоченных рам. За армированным стеклом на самом видном месте висел коптский манускрипт XII века – убористые ровные ряды округлых буковок с точками, или, как называл артефакт сам Аркадьич, «моя пенсия».

– Ну, показывай, что там у тебя?

Научный руководитель возбужденно потирал руки. На чернильницу он радостно закивал, одобрил и желтую вазу династии Цин с красными лаковыми ручками и кругами на боках, «опиумную подушку» с нарисованными львами-стражами и чайник девятнадцатого века, а вот с ценностью нефритового буйвола не согласился.

– Но по всем признакам вещи лет пятьсот!

– Мальчик мой, не все то золото, что древнее. Поверь мне, я в этом бизнесе без малого тридцать лет. – Виктор Аркадьевич покрутил в руках раритетную калебасу с чаем мате. – Твержу тебе одно и то же: провенанс, провенанс и еще раз провенанс! История бытования вещи зачастую важнее, чем ее датировка. Я уже представляю, как разрекламирую «опиумную подушку» моим клиентам. Предмет крайне занимательный: одурманенный опиумом курильщик кладет кошелек в отверстие, прижимает к стене, а на самой подушке спит. И ценности в безопасности. Ну прелестно же? А с буйволом что прикажешь делать? Ни уму ни сердцу!

Джинггуо парировал:

– Подождите, Виктор Аркадьевич, не соглашусь. Вы сами знаете, в основном клиенты берут антиквариат на подарки, коллекционеров – единицы. Чем не легенда: нефрит в Китае с древности ценился выше золота и серебра, китайская пословица гласит: «Золото имеет цену, нефрит же бесценен». Только на изготовление одной подвески в Древнем Китае у мастера уходило два-три года. Священная печать императора была высечена из нефрита. Я скажу, что над буйволом придворные мастера трудились в течение семи лет!

Немного подумав, Виктор Аркадьевич согласился. И все же что-то не давало ему покоя. Уже в дверях он вдруг остановил Джинггуо и развернул за плечи.

– Мальчик мой, послушай, пожалуйста, внимательно. Потому что твое будущее мне не безразлично. И оно у тебя, вне всяких сомнений, большое. Ты крайне способный, к тому же со всеми умеешь найти общий язык. Но не старайся взлететь выше солнца. Не увлекайся враньем, не приукрашивай свыше меры. На нашем поприще вполне можно достойно заработать на жизнь, но мы не «Сотбис» и не «Кристис». «Придворные мастера изготавливали семь лет» прокатит один, два, три раза. Ты