Год Черной Обезьяны - Елизавета Ракова

километр» Джинггуо вставил в магнитолу диск с альбомом группы White Lies и дощелкал до песни From the Stars. Этот трек всегда помогал настроиться на нужный лад для коммерчески продуктивного общения со скорбящими. I saw a friend that I once knew at a funeral… Заключение сделок с убитыми горем родственниками требовало незаурядного эмоционального интеллекта, стойкости, эмпатии, терпения. У Джинггуо для таких ситуаций даже было особенное выражение лица. Он откинул защитный экран над лобовым стеклом и взглянул в маленькое зеркало: напряженно сведенные брови, сдержанная, учтивая улыбка. Само сострадание. Было немного неловко в этом признаваться, но Джинггуо любил похороны. Бизнес его, конечно, немного напоминал промысел стервятника. Подобно падальщику, Джинггуо кружил над умирающими китайцами, жившими в Поднебесной или городе Б и потенциально владевшими интересным антиквариатом. Похороны для Джинггуо почти всегда означали прибыли. Passing through the city streets where he was born…

Степа затормозил чуть поодаль от основного скопления машин и остался ждать Джинггуо у обочины. Погода тем временем начинала портиться: небо затянуло тяжелыми, свинцовыми тучами, воздух сделался плотным и темным, хотя до сумерек было еще далеко. Джинггуо приподнял ворот винтажного тренча. К ступенькам простенькой кирпичной церквушки двигалась внушительная вереница людей. Джинггуо думал о том, кем приходились Суню все эти люди: усопший был, вне всяких сомнений, не последним человеком в городе, и все же как много из пришедших проститься общались с ним лично, дружили?

Джинггуо шагнул в темную церковь, и на него пахнуло сыростью, холодом и ладаном. Сперва он увидел кучку низкорослых китайцев в разноцветных пуховиках, человек десять, державшихся обособленно от русских. Судя по выражениям лиц и обрывкам фраз, которые донеслись до Джинггуо, они были недовольны тем, что Суня хоронят не по китайским традициям: на церемонии присутствовали дети, в гроб покойного не разрешали класть миниатюрки предметов, которые могли понадобиться умершему в загробной жизни.

Краем глаза Джинггуо заметил как будто знакомого: карие с искоркой глаза, выпяченная грудь, но взгляд какой-то потерянный… Казалось, он видел этого мужчину, которому было около пятидесяти пяти, во сне: клеенчатый не по погоде теплый плащ, короткая вздернутая седая борода… Прежде чем Джинггуо смог достроить в голове логическую цепочку, плотно стоявшие люди пришли в движение, и его оттеснили в сторону. В церковь вступила Элен, черная, как и полагается, под черной вуалью – кто сейчас вообще такое носит? Она торжественно прошествовала к гробу, сдержанно кивая в знак приветствия нескольким избранным. Остановилась у открытой крышки, обитой белым шелком изнутри – не поскупились, – точно намеревалась прочитать лекцию о ценном музейном экспонате. В приглушенном свете, сочившемся сквозь кадильный дым, лицо Суня казалось восковой маской. Батюшка начал отпевание.

Когда вышли из церкви, накрапывал дождь. Увесистые капли расплывались темными пятнами на бежевом плаще Джинггуо. Земля размякала, чавкала под ногами, каждый шаг давался труднее предыдущего. К тому моменту, когда процессия достигла нужного участка, обувь Джинггуо, к его большому неудовольствию, уже изрядно испачкалась. Вдова прокашлялась и обвела взглядом присутствующих, будто хотела что-то сказать, но промолчала. Как только начали опускать гроб, раздались истошные вопли и душераздирающие рыдания. Это китайская сторона выражала свои эмоции. Вдова приподняла вуаль, и на ее лице отразилась гримаса нетерпеливого отвращения, как будто завопил младенец в соседнем ряду салона самолета, пока она пыталась спать. По правую руку от Элен стоял седобородый мужчина в клеенчатом плаще с седой бородой – у Джинггуо буквально на языке вертелось имя…

– Они всегда так орут?

К Сяо Юю наклонился тощий высокий тип с неестественно выпирающим кадыком в шерстяном клетчатом костюме. Незнакомец жевал жвачку и не выглядел скорбящим. Джинггуо не понравился тон этого кадыкастого.

– А мне почем знать?

Как будто из-за своих азиатских черт, из-за своей крови Джинггуо должен нести ответственность за кучку горластых китайцев, доставлявших неудобство вдове. Сяо Юй никогда не чувствовал себя до конца своим ни среди азиатов, ни среди русских. Он был сам по себе. Дождь усилился, большинство провожающих раскрыло зонты. У Джинггуо зонта не было. Неожиданно он поймал на себе взгляд бородатого, и ему стало не по себе. Или бородатый смотрел на клетчатого с кадыком? Капли стекали по лицу, Джинггуо постепенно промокал до нитки. Участок за низкой оградкой под кроной ели, тянувшей свои корявые мохнатые лапы в разные стороны, вдруг показался оторванным от всего остального мира, как будто плывущим посреди темного бескрайнего космоса. Словно лимб, чистилище. Джинггуо отер воду с лица. Это все джетлаг шутит с его разумом. Хотелось оказаться в сухой теплой постели, но цель, ради которой затеяна вся эта поездка, еще не достигнута.

– Всех ожидаем на поминках в ресторане «Губернаторский» на Ленина, шестнадцать.

Наконец-то. Джинггуо постарался попасться Элен на глаза, чтобы сразу установить контакт, но вдову уже успел перехватить высокомерный кадыкастый тип в клетчатом костюме. Оставалось надеяться, что он окучивает ее не по тем же причинам, которые имелись у Джинггуо.

– В «Губернаторский» давай.

Джинггуо плюхнулся на переднее сиденье Степиной развалюхи, наспех постукав ботинками друг о друга, стряхивая грязь.

– Неплохой выбор. Как прошло? – Степка повернул ключ в зажигании.

– Да что-то… Тоска какая-то.

В ресторане народ рассаживался за длинные столы, тут же открывалась водка, по тарелкам раскладывали кутью. Играла неуместно веселенькая фоновая музыка, стулья в белых чехлах были украшены розовыми бантами, как будто накануне тут играли свадьбу и поленились до конца убрать праздничный декор. Мест было больше, чем людей. Наверное, еще не все доехали. Отлично. Степка присел в уголке и начал щедро наваливать себе салаты. Джинггуо отыскал взглядом Элен и с досадой заметил, как кадыкастый пододвигает стул поближе к ней. В голове все еще играли White Lies. He catches raindrops from his window, it reminds him how we fall. Делать нечего, Джинггуо пристроился напротив вдовы, попросив пожилую китайскую женщину, по непонятным причинам выбравшую именно этот стол и увлекшуюся едой, пересесть.

– Элен, здравствуйте, соболезную вашей потере.

Кадыкастый неприязненно уставился на Джинггуо, который поправлял черные густые волосы, все еще влажные после дождя. Вдова, избавившаяся от вуали, глянула с любопытством.

– Спасибо.

– Позвольте представиться. – Лицо Сяо Юя приняло заранее подготовленное выражение учтивого сострадания. – Ван Джинггуо, троюродный внучатый племянник покойного. – Это было, конечно, ложью. – Я был до глубины души потрясен печальными новостями, примчался из Пекина, как только услышал… В рамках моей профессиональной деятельности и интересов я занимаюсь сохранением фамильного антиквариата. Понимаете, цель моей жизни – поддержание наследия нашего древнего рода… Когда вам будет удобно, я хотел бы обсудить возможность выкупа…

– Молодой человек, вы вообще-то нас перебили, – прервал его кадыкастый.

Вдова прищурила хищные лисьи глазки, поправила пергидрольную прическу и начала медленно стягивать длинные перчатки из тонкой кожи, в которых сидела до сих пор. Она хорошо потрудилась над образом убитой горем вдовы.

– Извините, конечно, я подожду. Просто хотел сказать, что ничто не может так почтить память усопшего, как если предметы, которыми он дорожил, окажутся в хороших руках…

– Хотели сказать – вот и сказали.

Кадыкастый испытующе смотрел на Джинггуо, ожидая, видимо, что тот уйдет. Но Сяо Юй не двигался с места. Тогда нахальный тип снова обернулся ко вдове.

– Так вот, продав отель московской сети, вы сможете обеспечить себе безбедное и, что главное, избавленное от докучливых хлопот будущее. С новым менеджментом дело так безвременно покинувшего нас Суня – царствие ему небесное! – будет процветать, развиваться…

Джинггуо усмехнулся. Кадыкастый играл грязно, топорно. Впрочем, они были друг другу не конкуренты. Вдова постучала длинными красными коготками по столу и расплылась в улыбке. Кажется, она не очень-то скорбела. Что весьма кстати.

– Да знаете ли вы, что с тех пор, как мы открылись, все звезды, приезжающие на театральный фестиваль «Амурская осень», останавливаются исключительно в «Евразии»? Кантемир Золотов забронировал президентский люкс на сентябрьские даты фестиваля на годы вперед! – Вдова оскалилась, показав клычки, и огляделась вокруг, проверяя, какой