Перелом. Книга 2 - Болеслав Михайлович Маркевич

она ему теперь с искрившимися от внутреннего волнения глазами, – надо пожить, как я, во дворце, чтобы видеть вблизи, чего стоит уж одна наша светская и придворная soi-disant43 аристократия; вы правы: «песенка их спета»… Но они еще не сознают этого, не уступают поля, Сергей Михайлович; они еще в состоянии оттянуть, похоронить дело освобождения… Назначение графа Вилина…

Он весь изменился в лице.

– О, Боже мой! – вскрикнул он, прерывая ее. – Я увлекся сейчас общими рассуждениями, a это из головы вон!.. Верно это, княжна, совершенно верно?

– Несомненно, к несчастью, – сказала она, – я это слышала у нас сегодня за завтраком… Против этого надо принять меры, Сергей Михайлович! – добавила она через миг.

– Какие меры! Это, видимо, поворот… уступка всему этому плачу и стону плантаторской клики… Вчера еще, после получения государем предсмертной записки покойного и августейших слов по этому поводу, можно было надеяться… но видно с тех пор успели переделать…

– В Михайловском дворце об этом еще не известно, я знаю… Надо скорей известить, – заговорила опять княжна, – там могут еще, может быть, предотвратить удар… написать, объяснить…

– Я сейчас туда съезжу, передам, – молвил в раздумье Гундуров, – но едва ли это поможет. Если, как говорите вы, рещение принято, это не сделано же наобум! Очевидно, что произошло что-то, изменение намерений…

– Знаете что, – воскликнула она неожиданно, – Вилин может отказаться!

– Почему вы думаете?

– Он должен это сделать, если он хоть сколько-нибудь себя уважает! – пылко объяснила она. – Иначе он будет или изменником воле Государя, или изменником своей партии и своим убеждениям…

– Примет и – сведет дело на нет! – желчно засмеялся на это Гундуров.

Глаза девушки мгновенно потемнели, ноздри дрогнули с выражением какой-то совершенно мужской решительности:

– Он этого не посмеет сделать… ему не позволят… Он должен отказаться, – упорно повторила она, – если он этого сам не поймет, ему это нужно доказать!..

Гундуров устойчиво поглядел на нее, взял шапку свою со стула и поднялся.

– Это разъяснится на днях. Если в самом деле возобладала реакция, мы, люди земли, не станем, конечно, ожидать, чтобы нас погнали: мы уйдем сами по первому ее признаку.

Он сдерживался, но княжна видела, как от обымавшего его раздражения судорожно моргали его глаза и нервное дерганье поводило ему щеку.

– Он откажется – я вам отвечаю! – воскликнула она, сама вся бледная, протягивая руку молодому человеку.

Он чуть-чуть усмехнулся, пожал ее и вышел.

Княжна, оставшись одна, встала, медленными шагами подошла к окну и, приткнувшись лбом к холодному стеклу, устремила глаза на улицу. По широкой площади с глухим гулом сновали экипажи, стремительно скользили офицерские санки, развевались султаны на касках проходившего караула…

Но зеленые зрачки ее ничего не видели, словно та же темь стояла пред нею, как и в глубине ее тоскующей и возмущенной души…

– Кира Никитишна… ваше сиятельство, – пробудил ее чей-то голос из задумчивости… Она оторвала глаза от окна.

На пороге полуотворенной двери в ее кабинет стояла знакомая читателю синеокая Анфиса и кивала ей, как бы таинственно маня ее к себе.

– Что вам надобно? – несколько резко спросила она, не двигаясь с места.

Анфиса окинула гостиную осторожным взглядом, приперла за собою дверь и бесшумно подошла к ней.

– Тут у меня в комнате сидит… – она замялась и поглядела «на свою барышню» не то робко, не то пытливо, – просится к вам…

– Кто? – прервала ее Кира, сдвигая брови.

– Да… Иринарх Степаныч… господин Овцын…

– Что ему нужно? – гневно воскликнула княжна. – И что это за манера… пробираться вором каким-то! Как он попал?

– Да черным ходом поднялись, из кухонь стало-быть… Колидором ко мне и прошел… Я их пущать даже спервоначала не хотела, – мало что ли у нас брехни-то, не весть еще что наплетут, люди-то здесь, сами знаете, какие!..

– И хорошо сделали!.. А еще лучше, когда попросите его теперь уйти; я его не желаю видеть.

На лице Анфисы изобразилось видимое одобрение этим словам. Она качнула головой, повернулась идти и – остановилась, вспомнив:

– Они принесли с собою ларец какой-то. Говорят, беспременно вам передать надо, a что сами завтра и совсем уезжают, из Петербурха тоись…

– Что за вздор такой… передать… и от кого? – спрашивала, продолжая хмуриться, княжна.

– Не знаю-с, a только говорят, что беспременно нужно… и всего, говорят, «на десять минут разговору прошу».

Девушка помолчала, очевидно колеблясь…

– Во всяком случае, – сказала она наконец, пожимая плечами, – я ему никак не позволю пройти черным ходом и чрез мою спальню… Если ему так необходимо меня видеть, скажите ему, что может войти как все, чрез переднюю…

– Слушаю-с… Пустой господин по всему! – промолвила сквозь зубы Анфиса, выходя из гостиной.

Чрез несколько минут придворный лакей княжны, мелькнув в отверстии полураскрытой им двери передней абрисом своего красного жилета и галунов с орлами, – он не почел нужным войти в комнату всею своею достойною особой для того мизерного имени, о каком приходилось ему теперь докладывать, – произнес ленивым, будто со сна, голосом:

– Господин Овцын!..

«Господин Овцын» был в статском, опрятном платье и даже в перчатках: он видимо постарался явиться сюда в наивозможно приличном виде. Длинные, запущенные за уши волосы и широкая мягкая шляпа sombrero, как называли их во время оно, которую волочил он, низко опустив руку, могли лишь разве служить признаками принадлежности его к той особой породе человеческих существ, которая тогда торжественно и победно со всех столбцов петербургской печати кликала себя громкою кличкой «новых людей» и «солью земли русской».

Вошел, впрочем, «новый человек», как можно было заметить, гораздо более храбрясь наружно, чем самоуверенно внутренно. Глаза его бегали по сторонам с каким-то напускно-рассеянным видом, a в сущности избегая прямо и зорко направленного на него из глубины комнаты взгляда молодой хозяйки.

Она все так же стояла у окна, опершись спиной об угол его амбразуры, «стояла, чтобы не быть принужденною пригласить его сесть», – он это тотчас же понял…

Губы его повело судорогой… Он осилил себя и, подойдя к девушке, поклонился коротким, но вежливым по намерению поклоном.

– Здравствуйте, Кира Никитишна, – чуть-чуть дрогнувшим голосом проговорил он.

Она наклонила голову в ответ и продолжала молча-вопросительно глядеть на него.

– Здоровы?.. Нечего и спрашивать, – перебил он себя тут же, – все по-прежнему… Ну и прекрасно, значит!..

– Вы говорили моей горничной, – сухо заговорила она в свою очередь, – вам что-то необходимо передать мне?..

Он не отвечал на этот вопрос; прищурившись, он поводил взглядом кругом себя, как бы разглядывая любопытно окружающие предметы, и перекидывал машинально свой sombrero из одной руки в другую.

– Давно-с не бывал я в ваших палатах, –