Пассажиры империала - Луи Арагон

продадут с молотка, или пусть спалят его, мне это в высшей степени безразлично. Так же, как и горести достойного дядюшки. И тут даже не столько в деньгах дело. Но я не дал бы гроша ломаного за это милое имение.

LIII

Весь день томила беспросветная тоска. Погода опять расклеилась. Шёл дождь — затяжной, ровный, нудный. Все сидели дома, намозолили друг другу глаза. Нервы у всех были взвинчены. Хотелось бежать на край света.

А тут ещё Жанна притащила маленького Гюстава, — целое лето она совершенно не замечала его, и вдруг его обожание стало ей необходимым. Оба забрались под стол, захватив с собой игрушечную железную дорогу. Полетта раскладывала пасьянс: «Любимый пасьянс бедной моей мамочки». Паскаль читал. Он готов был проглотить всю дедушкину библиотеку. Впервые он познакомился с твореньями Дюма-отца, и теперь пожирал роман «Жозеф Бальзамо». Дядюшка слонялся туда-сюда. Проводил Бланш домой. Безуспешно предложил сыграть в вист…

Должно быть, от нечего делать Пьер в сотый раз взялся за монографию о Джоне Ло. Достав свои тетрадки из чемодана, где они покоились всё лето, он стал проглядывать их. При всём старании не уклоняться от темы, он, допуская явный анахронизм, косвенно относил к самому себе проблемы, связанные с Джоном Ло. Странное дело, все его мысли, вся работа воображения в конечном счёте вращались вокруг него самого… Что же, можно было только порадоваться, что между центральной фигурой его сочинения и им самим существует некая таинственная связь. Но она не должна была проявляться в самом труде. А между тем Пьер обнаружил в монографии большой отрывок, где слишком явно выступало его собственное «я», где он выдавал себя.

Он задумался, в голове замелькали одна, другая, двадцать мыслей… Потом он взялся за перо и принялся писать, как будто не существовало ни Бланш, ни Полетты, ни всего этого шума вокруг. Смущало его только, что он не мог представить себе Джона Ло как реальное, живое существо, как человека, с которым можно столкнуться на лестнице. И так было всегда, когда он брался за свою работу: прежде чем добраться до этой заворожившей его фигуры, он обязательно должен был начать с общих рассуждений. Таким образом он увиливал от основной своей задачи — дать портрет этого человека, раскрыть психологию, индивидуальность этого гениального финансиста, о котором ужасно мало сохранилось исторических материалов, — так мало, что автор монографии, которому приходилось рисовать портрет Джона Ло по догадке, имел полное право воссоздать его по своему образу и подобию.

Сначала Пьер посмотрел, как он в прошлый раз расправился с текстом своей рукописи, когда вымарал в ней целую страницу, словно снёс высокую стену, загородившую горизонт. И он принялся переделывать этот отрывок, стараясь писать в безличной, обобщающей манере, которую считал для себя обязательной. Кстати, тут и речь шла о вопросах общего порядка. С пером в руке забываешь обо всём на свете, а иной раз написанное разжигает самые заветные твои мечты. Набрасывая на бумагу бесстрастные рассуждения, Пьер всё боялся, что вот-вот его укусит чудовище, от которого он хотел бежать. Он писал:

«Многие века люди жили, не зная денег. Обмен плодами их труда происходил непосредственно. Постепенно обмен усложнялся, из-за того что у людей появились новые потребности, для удовлетворения которых требовалось приобретать то, что производилось обитателями отдалённых местностей, и тогда выявилась полезность денежных знаков, то есть символов богатства, которые вскоре стали субститутом самого богатства. Для укрепления своей власти государства и властители присвоили себе право чеканки денег — этого мерила человеческого могущества. А затем денежные знаки затмили то, что являлось глубокой их основой; связь между потребителями, сила человеческих рук и человеческого ума перестали быть истинным богатством. Сокровищем сделались сами деньги. Стал возможным следующий принцип: владение равносильно праву; обладание деньгами стало важнее средств их приобретения. Отсюда и родилась в древнем мире торговля, находившая в деньгах то оправдание своим барышам, в котором ей отказывали нравственные правила.

Вся мировая история сводится к истории денег. Деньги одержали победу над теми, кто им противопоставлял землю, деньги помогли купцам одержать победу над сеньорами. Монархи, видя в своих вассалах, владельцах земли, возможных соперников себе, отняли у них право чеканить монету, и в своей борьбе против сеньоров стали опираться на купцов. Единство любого государства основывалось на единстве денежных знаков, имеющих хождение в его пределах. Так человечество постепенно формировалось под знаменем денег, и в наше время деньги — причина и возбудитель раздоров, возникающих и между целыми нациями и между отдельными людьми.

Гениальность Ло мы видим в том, что он продолжал ту финансовую операцию, которая положила конец патриархальным отношениям. Как придумали некогда и ввели в обращение деньги в виде металлических монет, которые было гораздо легче переправлять в отдалённые края в уплату за купленные ткани, чем гнать туда в качестве платёжного средства целое стадо быков, — так Ло изобрёл денежную систему, которая предоставила возможность золоту и серебру, гарантирующим национальное богатство, почивать в банковских подвалах, и заменил их маленькими клочками бумаги с подписью монарха или главы республики, не имеющими иной ценности, кроме этой подписи.

Весь мир к тому времени уже был завоёван, лишь отдельным землям предстояло ещё вскоре быть завоёванными, и бумажные деньги бесспорно представляли собой шаг вперёд в области обмена; а кроме того, могущество монархов, теснейшим образом связанных с банками, увеличилось от соблазнительной возможности злоупотреблять эмиссией банковых билетов. Со времени введения этой денежной системы прошло полтора столетия, и теперь уже ясно видны как благодетельные стороны её, так и непредвиденные последствия.

Со времени Джона Ло система эта ещё усложнилась, ввиду того что наряду с кредитными билетами появились их двойники, так сказать, новые бумажные деньги, которые выпускаются не государством, а частными акционерными обществами и предприятиями. Акции, господствующие в наше время, противостоят банковым билетам, ибо акции потеряли характер национальной собственности, и подобно тому как создаются политические союзы больших стран, владение деловыми предприятиями, их имуществом и капиталами незаметно становится межнациональным, а происходит это благодаря акциям, завершающим торжество финансистов над владетельными князьями и фондовой биржи над государствами.

К каким преобразованиям мира поведёт нас ещё, следуя от одного этапа к другому, эта эволюция символов богатства? Трудно сказать, но кто же не увидит, что хитроумный шотландец Ло в значительной мере ответственен за те исторические явления, которые возникли на заре восемнадцатого века и за полтора столетия перевернули судьбы стран и людей больше, чем это сделали века господства тяжеловесных металлов: золота, серебра и меди.

Испугавшись того, что ныне происходит, люди уже