Русский остаток - Людмила Николаевна Разумовская

вдоль Фонтанки к Невскому, по домам. Потом сообразили перейти на Загородный и сесть в троллейбус. На Литейном приятели простились, и Алексей по пустынной в этот ранний час Фурштатской дошел до Таврического сада.

Стараясь не разбудить Галину, Алексей осторожно открыл входную дверь, прошмыгнул в свою комнату и рухнул в кровать.

Галина, естественно, не спала. Осторожно заглянув в комнату сына, она увидела его, завалившегося на постель прямо в солдатской своей форме и в обуви. Подумав, что он пьян, она не стала его трогать, только тяжело вздохнула и перекрестилась.

Бог уберег ее сына от дурацкой женитьбы, неужели Он не убережет его от пьянства?..

11

На другой день Алексей и Валерка встретились в Таврическом. Погуляли. Обсудили вчерашний драйв. Валерка предложил завтра с утра поехать с какими-то знакомыми ребятами на дачу, но Алексей сказал, что у него работа в гастрономе.

– Зачем тебе это надо? – спросил Валерка. – Пусть чурки мешки таскают.

– А у тебя бабки откуда? – поинтересовался Алексей.

Валерка ухмыльнулся.

– Когда как…

– А все-таки?

– Ну, спонсоры есть… разные. Поддерживают авангард.

«Неужели та дрянь, которую я видел вчера на стенах в квартире на Фонтанке, и есть авангард, за который кто-то платит бабки? – удивленно подумал Алексей. – Чудеса!»

– Я не могу сидеть на шее у матери, – сказал он.

– Понятное дело. Для начала можно кое-что продать.

– Например? – насторожился Алексей.

– Например, твою солдатскую форму.

– Ты шутишь? Кому это нужно?

– Есть люди… – уклончиво ответил Валерка. – На всякий товар есть свой покупатель.

– А сколько это может стоить?

– Это зависит от нужды покупателя, – рассмеялся приятель. – Нужного покупателя надо поискать.

– Где ж я его найду? Это как-то…

– Покупателя ищут профессионалы. За это они берут процент.

– Какой процент?

– Половину, – невозмутимо ответил Валерка.

– А… Ну я согласен, давай…

– Значки там, может, еще какие награды имеются?..

– Нет, этого нет. Не заработал.

– Эх ты! – засмеялся Валерка. – Чего ж ты на войне делал, если без награды явился?

«Я был в плену», – хотел ответить Алексей, но в этот момент мимо их скамейки в черном платье и в черном же, по-арабски повязанном платке прошла… Хазабика.

Он готов был поклясться, что это не призрак, это была она! Он вскочил и, ни слова не сказав приятелю, быстро пошел за ней.

Через несколько шагов они поравнялись.

– Хазабика! – дрожащим от волнения голосом проговорил Алексей.

Девушка вздрогнула, но не повернула головы и ускорила шаг.

– Хазабика! Я тебя узнал!.. Это же ты, Хазабика!.. Ты не узнала меня? Я – Алексей. Ты у нас училась, в девятом классе, помнишь? Когда еще эти двое… пришли в класс… А потом мы встретились в горах… с Магомедом… Разве он тебе не сказал?..

Девушка искоса бросила на него быстрый взгляд.

– Я узнала тебя. Не ходи за мной, – тихо сказала она.

– Хазабика… – Он не отставал, стараясь идти с ней в ногу и по-прежнему заглядывая ей в глаза. – А что ты здесь делаешь?.. А где Магомед?

Она внезапно остановилась и, развернувшись к нему лицом, в упор посмотрела на него.

– Магомеда убили, – сказала она. – И сына нашего убили. Если ты пойдешь за мной, тебя тоже убьют. – Сказала и, еще раз пронзив его черными молниями, быстро зашагала прочь.

Алексей остался стоять столбом, в растерянности глядя ей вслед.

Подошел Валерка.

– Ты чего?.. Слышь, что за телка? Похожа на шахидку, слышь? – И он засмеялся. – Леха, ты чего, оглох?

Алексей ничего не ответил и как сомнамбула медленно побрел в ту сторону, куда только что ушла Хазабика.

12

С больной головой и тяжелыми мыслями Галина проснулась поздно. За окном серела февральская слякоть, вставать не хотелось. Она взглянула на часы: без четверти одиннадцать – ого! Но ведь она заснула только под утро, когда пришел Алексей. Она не встала встретить вернувшегося откуда-то сына, ей было страшно, страшно его вида, его глаз. Она уже давно поняла, что дело намного хуже, чем она думала вначале, и от этих дум, опасений и страхов впадала даже не в уныние – в кому. Когда сын наконец угомонился, она тоже заснула.

Проснувшись, долго не хотела открывать глаза, не хотелось вставать, ничего не хотелось вообще, кроме как взять сейчас и умереть. Но она встала, машинально приняла душ, сварила кофе. Она знала: сын проснется теперь только к вечеру. Разговаривать с ним бесполезно, он либо отмалчивался, либо – что еще хуже – грубил. Иногда не приходил ночевать. Иногда она обнаруживала в его карманах деньги (а ведь он нигде не работал!). Она чувствовала, что он гибнет, и невозможность ему помочь покрывала ее сердце холодным пеплом.

Она оделась, вышла на улицу и пошла прямо, куда глаза глядят. С окаменевшим от горя лицом дошла до Невы, перешла Дворцовый мост, повернула на Васильевский… Она шла без намерений, без мыслей, шла, чтобы не сидеть дома, в страхе и ужасе дожидаясь пробуждения сына, шла, просто перебирая ногами, меся таявший снег, не чувствуя усталости. Ежилась от ветра, закрывала лицо перчаткой от мокрого, залеплявшего глаза снега, потом вдруг резко свернула с набережной и уже осмысленно пошла по Шестнадцатой линии в глубь острова на Смоленское кладбище, туда, где была похоронена Юрина бабушка тетя Клава и подзахоронена к ней лет двадцать спустя Юрина мама.

Приближаясь к кладбищу, она вдруг заметила, что идет не просто среди прохожих, но в целенаправленной толпе. Навстречу ей или обгоняя ее шли женщины в платках и длинных юбках и бородатые мужчины, многие – со свечами или завернутыми в бумагу цветами. А за поворотом на само кладбище открывалась еще более захватывающая дух картина: параллельная Российской Федерации, исчезнувшая, казалась бы, с глаз долой, спихнутая на обочину демократической жизни, но все еще живая, колыхалась Русь. Вдоль всей дороги с раннего утра стояли и сидели в колясках и на отрезанных своих культях на голой земле многочисленные нищие и убогие; молчаливые монахи со своими ящичками для пожертвований, потупив глаза, безмолвно взывали ко «вдовьей лепте»; женщины с ликами боярыни Морозовой держали в руках отпечатанные чудотворные иконы царя-мученика и Божией Матери «Всецарицы»: «Приложитесь… приложитесь… Будет, будет у нас царь!.. А это вот… возьмите, молитвы за деток, загубленных во утробе…» И подходили, и прикладывались с умилением, и брали со скорбью молитовки за загубленных деток. Здесь же вертелись цыганистого вида мамаши с детьми, приехавшие на православный праздник на заработки и пристававшие к прохожим за милостынью на неведомое лечение и просто так.

Пройдя сквозь строй просителей и раздав всю свою мелочь, Галина вошла в кладбищенские ворота –