Когда разум против тела. О самых загадочных неврологических расстройствах, когда-либо поражавших человеческое тело - Сюзанна О'Салливан

ни врачи не смогли понять, что ей необходима помощь, хотя на это указывали неоднократные обращения в больницу с необъяснимыми физическими симптомами? Просто у западного общества меньше времени для психологических страданий, чем для других их видов. Наш мозг игнорирует подобные жалобы, и тем самым мы побуждаем людей получать ярлык болезни: он принесет помощь и уважение, о которых они просят.

Кроме того, западные врачи-специалисты воспринимают симптомы очень буквально. Врачи общей практики лучше видят картину в целом, но медики, работающие в больницах, могут исследовать отдельные симптомы, совершенно не учитывая связи между ними, а затем выписать пациента без какой-либо помощи, если его анализы в норме. Хва-бьюнг, гриси сикнис и синдром отстраненности являются культурно специфическими языками страдания. Симптомы имеют не только прямое значение, касающееся соответствующих органов. За болью в груди не обязательно стоят проблемы с сердцем. Западным врачам трудно настроиться или по крайней мере понять, как реагировать, когда что-то в истории пациента не соответствует картине болезни, которую они обучены лечить.

У нас на Западе, помимо прочего, так высоко ценится счастье, что велик риск счесть любые другие состояния ненормальными. Мы лечим и коммерциализируем человеческие страдания. Англо-американские культуры склонны концептуализировать депрессию как физиологическую и психологическую проблему, в то время как другие культуры рассматривают ее как ситуационную. Опять же, противоречия в диагностике депрессии лежат на периферии. Тяжелая депрессия имеет довольно стабильную симптоматику: она определенно влияет на способность человека функционировать и явно требует, чтобы ему оказали помощь. Но легкая депрессия – более разнородная категория, где труднее определить границу между несчастьем и болезнью. Западные культуры подталкивают к болезни. Конечно, это было бы плюсом, если бы помогало людям, но не в том случае, если это просто ярлык, который создает хронические заболевания.

В статье 2013 года под названием «Депрессия как культуральный синдром» врач-терапевт Крис Доурик рассматривает факторы, способствующие медикализации легкой депрессии. В этом есть четкий коммерческий и практический элемент. На лечении депрессии зарабатывается много денег, и в интересах страховых компаний и врачей создать категорию, в которую можно вписать консультации при плохом настроении. Врачи любят ставить этот диагноз, что же касается пациентов, то он придает смысл их чувствам. Однако, как указывает Доурик, полезность диагноза является спорной. Хотя доказано, что антидепрессанты приносят пользу людям с тяжелой депрессией, метаанализ клинических испытаний дает мало доказательств пользы от их применения при легкой депрессии. В испытаниях их применение при легкой депрессии было так же эффективно, как и плацебо. Доурик утверждает, и я согласна с ним, что ярлыки делают пациентов пассивными жертвами обстоятельств. Переосмысление депрессии и плохого настроения вне рамок этих ярлыков не обязательно ведет к тому, что человек не может обратиться к врачу за поддержкой. Казалось бы, предпочтительнее предложить человеку роль управляющего своей жизнью, а не пассивного страдальца.

Описывая культурные различия в клинических проявлениях тревоги и депрессии, психиатр Лоуренс Кирмайер указывает, что подавляющее большинство людей в мире не считают депрессию психиатрической проблемой, а потому традиционные психиатрические подходы не могут им помочь.

В Великобритании я часто слышала, как люди объясняют свое плохое настроение низким уровнем серотонина. Но данные показывают, что этнические меньшинства с большей вероятностью будут рассматривать подобные чувства как следствие жизненных событий, а не как связанные с физиологией или с психическим здоровьем. Медицинские документы свидетельствуют о стремлении западной медицины встроить людей в нашу систему классификации. Врачи пишут, что проблемы психического здоровья недостаточно признаются в группах меньшинств. DSM – это культурно-специфичный документ, но медицинская система стремится применять наши правила к другим людям, поскольку мы считаем, что наш научный подход, основанный на фактических данных, превосходит все остальные. Проблема заключается в том, что база фактических данных неприменима к большей части мирового населения. Исследования в области психического здоровья проводятся преимущественно с участием белых образованных людей, живущих в промышленно развитых, богатых странах. Группы, на которые мы стремимся перенести нашу систему медикализации, не представлены в этих исследованиях.

Все это заставляет задуматься о том, как обстоят дела с корейскими больными хва-бьюнг при иммиграции в США. Их неизбежно будут оценивать и лечить в соответствии с западной медицинской традицией, потому что современная медицина не очень хорошо учитывает другие точки зрения. Их направят на медицинское обследование, или на консультацию, или на то и другое. Вся тонкость языка хва-бьюнг будет потеряна для врачей, которые рассматривают стресс в первую очередь с биологической позиции и обращаются к психологии, только когда биологическая теория терпит неудачу, что дает им мало возможностей для учета социальных и культурных факторов в своей работе.

В своей книге «Сумасшедшие, как и мы» Этан Уотерс ставит под сомнение эффективность западного подхода к проблемам психического здоровья. Он считает, что мы полагаемся на лекарства и разговорную психотерапию при лечении депрессии, так как потеряли чувство общности, которое раньше помогало страдающим людям. Он использует пример посттравматического консультирования и описывает опыт американских психологов, посетивших Шри-Ланку после цунами 2004 года. В течение нескольких месяцев после катастрофы отдельные лица и группы американских добровольцев отправлялись в Шри-Ланку, чтобы оказать поддержку пострадавшим и обучить местных жителей тому виду медицинской помощи, в которой, по их мнению, нуждался здешний народ. Не всегда все шло хорошо. Психологи, пытавшиеся проинструктировать местных жителей о том, как поддержать жертв, назвали их плохими слушателями, которые не особо «заботились о психологии». Психологи принесли концепцию ПТСР в Шри-Ланку. Они рассматривали реакцию на стресс как физиологическое изменение, происходящее в мозге, которое является одинаковым повсеместно, а не тесно связано с обществом и культурой. Убежденные, что их подход к консультированию всегда и всюду остается правильным, они сделали ряд предположений о народе Шри-Ланки. Так, они сочли местных жителей уязвимыми из-за многолетней нищеты и войны. Американских клиницистов сбивало с толку поведение жителей Шри-Ланки после катастрофы – например, они расценивали желание детей немедленно вернуться в школу как отрицание. Гайтри Фернандо, американский психолог родом из Шри-Ланки, с беспокойством наблюдала, как западные исследователи и консультанты по ПТСР наводнили страну. Она считала, что трудности сделали людей скорее устойчивыми, чем уязвимыми. Она знала, что шри-ланкийский способ переживания стресса отличается от североамериканского: жители Шри-Ланки с большей вероятностью выражали его в виде физических симптомов и не понимали концепции разъединения разума и тела, которое все еще сохраняется в западной медицине. Они также с большей вероятностью испытывали травму не просто как внутреннее состояние, а с точки зрения ее влияния на социальные отношения. Исследовательница подчеркнула роль духовности в оказании помощи людям в преодолении трудностей – аспект, которым пренебрегает западный